Михаил Попов - Пророчество Золотого Перуна

Лика подалась всем телом вперед, готовая с достоинством принять удар.

— Клык, Клык, — ворвался в горницу один из поставленных у крыльца ватажников. — Там это… Ну…

— Что там еще? — недовольно спросил Клык, не сводя с пленницы взгляда полного ненависти.

— Наших посекли там!

— Кто посмел?! — рявкнул Клык, моментально забывая о наглой девчонке.

Ватажник втянул голову в плечи.

— А я почем знаю? Вроде, говорят, аккурат тот, который тебе колено… тово… значить…

— ТОТ?! — ярость Клыка была такой сильной, что дрогнули стены избы, сложенные из толстых, в обхват, бревен.

Он бросился к дверям, но спохватился, обернулся, подозвал ватажника. Мужик опасливо приблизился. Дыхнув ему в лицо сивушным перегаром браги, Клык сипло приказал:

— Девку связать, и стеречь! Как зеницу ока! Пропадет — будешь мать проклинать, за то, что родила! Понял?!

Мужик мелко закивал.

Грохнув дверью, Клык поспешил во двор. Лика откинулась назад, снова опираясь на печь, и едва сдержала рвущиеся слезы: он все-таки пришел! Он пришел за ней! Ее душа ликовала. А боль от побоев? Да что такое боль тела, когда душа рвется ввысь!

Она безропотно дала себя связать, ибо знала — теперь, все будет хорошо!

Клык выскочил на крыльцо, и сразу увидел своих людей, столпившихся у овина. Зажженные по всему подворью костры, отогнали ночь от дома и овина, но уже за забором тьма стояла такая, что вытянутой вперед своей руки не разглядишь!

— Чего пялитесь? — не успев подойти, закричал Клык. — Выкурите этого сукина сына, любым способом!

Увидев грозного вожака, ватажники засуетились, сунулись в овин, но тут же отступили, унося двоих раненых.

Раненых положили в сторонку, к остальным. Только сейчас, Клык заметил, что уже пятеро из его людей, постанывая, лежат у костра. И трое из них, вряд ли доживут до восхода солнца. Где-то в ночи, раздался протяжный волчий вой, прокатившийся над лесом, и замерший где-то вдали. Клык едва сдержался, что бы не завыть точно так же — сколько он уже потерял людей, связавшись с этим щенком, а сколько еще предстоит потерять? Всех надежных людей собрал он в этот поход. Пять десятков — не малая сила, когда вся городская стража — два с половиной десятка! Если и этих не убережет — лучше в Волосов и не возвращаться. Без поддержки большой ватаги, горожане мигом вздернут на виселицу. Слишком многим он дорогу перешел.

Клык перевел безумный взгляд с раненых на уцелевших, сгрудившихся вокруг него, как поросята вокруг матки.

— Поджигай, к лешему! — хрипло сказал он.

— Дык, это, всю весь попалить можем… — раздался чей-то робкий голос.

— Плевать мне на эту весь! Пусть к Ящеру отправляется! Раз не можете живым этого щенка взять, возьмите мертвым! Но что б дальше этой веси, он не ушел!

Ватажники, почесывая затылки, разошлись к кострам, подхватывая горящие головни.

— Дурное дело затеяли. Охолоните, пока не стало поздно! — угрожающе донеслось из темноты.

— Это кто там такой смелый развякался? — рявкнул Клык. — А ну, вы ходи, сейчас мигом тебе кишки на шею намотаю!

Ответом была тишина. Усмехнувшись в усы, Клык скомандовал:

— Завалите двери, что б выбраться не смог!

Приказ моментально исполнили. Оглядели дело рук своих, и тут кто-то спохватился:

— С той стороны оконце есть! Он жиж, через него, наверняка, и забрался!

Несколько человек метнулись за овин. Дятлами застучали топоры. И скоро все вернулись обратно.

— Порядок! — довольно похвастался один из них. — Заколотили так, что теперь ни в жисть не выберется!

Клык махнул рукой:

— Раз так, то жги!

Ватажники замялись. Переглядываясь, каждый ожидал, что первым начнет не он. Положение спас верный Порошка. Сплюнув под ноги трусам, он размахнулся что было сил, собираясь метнуть дымящуюся головню, на крытую дранкой крышу овина. Едва успел он отвести руку назад, как вылетевший из темноты топор, с глухим стуком проломил ему череп. Не издав ни звука, Порошка качнулся назад, упал, приминая спиной пылающую головню. Противно зашипело, и в воздухе разлился противный запах горелого мяса.

— Ах, так?! — выкрикнул кто-то из ватажников, и метнул на крышу овина горящую палку.

Следом, черный ночной небосклон прочертили еще несколько огненных росчерков, упавших на покатую крышу. Сухая дранка моментально затлела — огонь начал свой страшный пир.

Ватажники моментально сомкнули кольцо, ощетинившись наружу мечами и топорами.

Из темноты, в очерченные кострами круги света, выпрыгнули местные мужики, вооруженные кто топорами, кто рогатинами, а кто и просто дубинами.

Мужиков было больше, но у ватажников был опыт, который позволил не просто отбить первую атаку, но и перейти в наступление, потеснив сиволапых прочь от занимающегося пламенем овина.

Отбиваясь от топоров и вил, Клык озабоченно оглядывался на крышу овина. Пламя, сожрав краешек крыши, никак не желало ползти дальше. Некстати начавшийся, мелкий моросящий дождик смочил дранку. Высохшее дерево жадно впитало капли, и загораться не хотело. Лишь поднимающиеся к рогатому месяцу струи дыма, говорили о том, что полностью огонь не погас. Дым, конечно, тоже не плохо, угорит щенок только так, но огонь все же надежнее.

— Еще огня, еще! — закричал Клык.

Новые искрящиеся в полете головни покатились по серой покатой крыше.

Сергей задыхался. Удушливый дым, забивал легкие и выедал глаза, серым туманом заполнив овин от пола до крыши.

Пока дыма было немного, Сергей пытался выбить закрывающий окно ставень, но все напрасно. Забили его снаружи надежно, со знанием дела. Если недавно Сергей славил умелые руки сделавшие такую надежную вещь, то сейчас, он сыпал проклятиями. Вот только проклятиями толстое дерево не сломаешь, а выбивать плечом, согнувшись в три погибели на низком поверхе, дело не менее безнадежное.

Вскоре, дым согнал его вниз. Горло немилосердно драло, разболелась голова. В отчаянии, Сергей забился в дальний угол пристройки, где дыма пока было поменьше. Сорвав рубаху, быстро порвал на длинные полосы, помочился на лоскуты, и, превозмогая отвращение, повязал их на лицо.

Отодвинув, таким образом, хоть на короткое время, проблему удушья, Сергей нашел у стены место, где, как казалось, чуть сквозит ветерок. Достав меч, он принялся острием клинка выковыривать мох, которым строители проложили толстые бревна. Не в надежде подышать свежим воздухом. Просто, умирать опустив руки, он не хотел.

От темного ночного неба, оторвался большой лоскут тьмы, и камнем упал на землю, в самый центр разгоревшегося во дворе боя. Клык вздрогнул, когда тьма, извиваясь и трепеща как прапор на ветру, сжалась до размеров человеческой фигуры. А может, все это был морок? И не тьма трепетала, а полы широкого темного балахона взметнулись вокруг иссушенного тела?