Энгус Уэллс - На путях преисподней

Дарр скорбно улыбнулся и направился в туман.

— Погоди, — окликнул его юноша. — Хочешь покинуть это место?

— У меня больше нет надежды, — ответил король. — Я смирился.

— Я бы не стал затевать это путешествие в Эстреван, — резко произнес Кедрин, — если бы не желал узнать, есть ли способ вернуть тебе свободу. И Уинетт была бы сейчас со мной. Что бы я ни делал, я намерен добиться успеха.

Призрак печально и устало покачал головой.

— Ашар расставляет тебе ловушку. Заботься о себе.

— Нет! — с вызовом крикнул Кедрин.

Он воткнул меч в усыпанную галькой землю и шагнул к Дарру. Его руки стиснули руку призрака, сухую и хрупкую, как старый пергамент, бескровную, безжизненную. Потянув ее к себе, Кедрин вложил талисман в увядшие пальцы и заставил ладонь сжаться. Камень мгновенно засиял неистовым светом летнего неба, ослепительная вспышка поглотила двух королей — живого и мертвого. Уста Дарра приоткрылись, и он глубоко вздохнул. Еще мгновение Кедрин видел его, улыбающегося, как в прежние времена. Затем сияние растаяло, а вместе с ним и Дарр.

Кедрин стоял, едва дыша. Только что он пережил удивительное состояние, когда великая мощь, любовь и спокойствие на миг наполнили все его существо. Теперь он знал: Госпожа даровала королю Дарру покой.

Юноша медленно повернулся к своим спутникам.

— Вы слышали его слова?

Тепшен и Браннок кивнули.

— Смотри, — сказал кьо, — еще кто-то приближается.

Кедрин обернулся туда, куда указывал его друг. Из тумана снова выходила тень. Юноша едва верил своим глазам: перед ним предстало жалкое подобие того, что некогда было надменным Хаттимом Сетийяном. Его волосы поблекли и спутались, на бескровном лице темнели запавшие глаза. Он медленно брел по берегу, и при каждом шаге черви и личинки падали из раны на спине, которую некогда оставил нож Браннока. Он приближался, робко протягивая к Кедрину руки, словно понимая, что не вправе ожидать милосердия.

— Помогите мне, — простонал Хаттим. — Помогите, во имя Госпожи.

Кедрина передернуло. Но к отвращению странным образом примешивалось чувство вины.

— Ты предался Ашару, — напомнил он сурово.

— Я заблуждался, — призрак упал на колени. — Тоз соблазнил меня лживыми посулами. Умоляю, не оставляйте меня здесь.

— Он сам выбрал это место, — усмехнулся Тепшен. — Пойдем отсюда.

— Умоляю вас! — Хаттим возвысил голос. — Кедрин, я молю тебя о прощении. Я прошу тебя именем Госпожи. Не откажи мне в помощи!

— Значит, теперь ты взываешь к Госпоже? — спросил Кедрин, чувствуя, что разрывается между жалостью и отвращением.

— Я раскаиваюсь во всем, что совершил, — при каждом слове из его раны, словно от толчка, вываливались белесые черви. — Я умоляю о прощении… умоляю Ее именем.

— Он был не прочь убить тебя, — непреклонно напомнил кьо.

— Я был слаб, — простонал призрак. — Я был тщеславен. Поэтому Тоз сумел обмануть меня.

— Думаю, Тоз дал тебе все, что обещал, — откликнулся Кедрин.

— Если ты верен Госпоже — даруй мне то, о чем я прошу тебя.

Неожиданно юноше пришло в голову, что Хаттим может рассказать им нечто такое, о чем не ведал Дарр.

— Что ты знаешь о Тазиеле? — спросил он. — О кузнеце Ашара?

— Он живет в пещере, — произнес призрак. — Это средоточие огня, оно расположено глубоко, в самых недрах пределов преисподней. Путь туда опасен. Больше мне ничего не известно.

Кедрин задумчиво кивнул.

— Это все, что мне известно, — повторил Хаттим, и из его запавших глаз потекли кровавые слезы. — Клянусь тебе.

— А что ты знаешь о замыслах Ашара?

— Очень немногое. Он искал сведений о тебе, Уинетт и Эшривели. Мне не оставалось ничего другого, как сообщить ему все, что Он хотел. Он хочет сокрушить Преграду Кирье и для этого задумал завладеть талисманами. Может быть, Он оставит вас навечно в Нижних пределах. Это все, что мне известно.

Кедрин глядел на тень Хаттима, униженно склонившуюся перед ним, и презрение уступало место состраданию. Он мог ненавидеть Хаттима Сетийяна, когда тот был человеком из плоти и крови, но этот призрак был слишком жалок, чтобы вызывать ненависть. И юноша протянул талисман Хаттиму.

— Все в руках Госпожи, — торжественно произнес он. — Да будет Ее воля.

— Я молил Ее о прощении, — ответил Хаттим и сжал камень в ладонях.

Голубой свет вновь разлился вокруг талисмана, хотя и не столь яркий, как прежде. Какой-то миг Кедрин видел блаженную улыбку на лице Хаттима, а потом призрак исчез в тающем сиянии.

— Ты слишком добр, — заметил Тепшен.

Кедрин пожал плечами, но по его губам скользнула улыбка.

— Все во власти Госпожи. Я просил Ее благословения — и должен отказать несчастному созданию, желающему получить через меня Ее милость?

Кьо повел плечами, показывая, что не видит смысла продолжать спор.

— Зато теперь мы хотя бы знаем, что пещера находится рядом с неким средоточием огня.

— Сначала надо пройти этот туман, — напомнил Браннок. — А он, похоже, собрался нам навстречу!

Все трое разом обернулись. Грозная клубящаяся стена и впрямь приближалась. Тени, мелькающие во мгле, приобрели более ясные очертания и теперь напоминали человеческие фигуры. Неумолчные стенания по-прежнему висели над озером, но теперь к ним примешивался глухой ропот, нарастающий в тумане. Казалось, свора гигантских псов пробудилась и недовольно ворчала.

— Другого пути нет, — вздохнул Кедрин. Ропот превратился в рычание, в нем слышалась неприкрытая угроза. Юноша чувствовал, что вот-вот уступит страху. — Встанем плотнее.

— Как будто ты девица, а я твой воздыхатель, — жеманно пропел Браннок, и его плечо тут же коснулось плеча Кедрина. Тепшен встал сзади, и Кедрин ощущал затылком его дыхание.

Меч Друла был слишком тяжел, чтобы нести его в руке. Пришлось водрузить клинок на плечо, а в правой руке Кедрин, как обычно, сжимал талисман. Плечом к плечу трое друзей решительно шагнули вперед.

Движение тумана прекратилось, но ропот все нарастал, в нем начали различаться отдельные голоса. Они походили на вой и вопли умирающих, но изредка в этой какофонии угадывались слова.

«…держите их…»

«…пусть остаются с нами…»

«…плоть… живая плоть…»

Туман дышал жаром, его волны казались осязаемым воплощением угрозы. Все трое почувствовали, как отвратительный страх пробуждается внутри.

Однако голубое сияние талисмана не позволяло туману прикоснуться к путешественникам. Они шли в сияющем коконе и только теснее прижимались друг к другу, ибо обитатели этих мест предстали их взорам. Безобразные лица с вытекшими глазами и рваными дырами ртов, в которых копошились черви, черепа в лохмотьях полуразложившейся плоти, обглоданные до костей руки… Все эти создания тянулись к путникам, то маня, то пытаясь схватить, но едва они касались лазурного кокона, раздавался щелчок, и призрачная рука отдергивалась. Одно из них, которое уже было невозможно назвать женщиной, завертелось перед ними, словно в непристойном танце. По прыгающим окровавленным грудям ползали личинки, длинный язык высовывался наружу, облизывая раздутые обрывки губ.