Елена Никольская - Змей подколодный

Стилет сиял полировкой граней — как и прочее холодное оружие, находящееся в комнате. Очень много оружия, ничуть не меньше, чем шляп в салоне; оружие было повсюду — развешано, разложено и вставлено в специальные гнёзда.

Кроме книг и оружия имелся в комнате диван — огромное лежбище, покрытое неведомой шкурой. Кроха с зелёным бантиком немедленно двинулась к дивану, сбрасывая по дороге личину ребёнка, словно тапочки, и с наслаждением на диван плюхнулась, потягиваясь, как обожравшийся сливок, разомлевший кошак.

— Ты за этим пришёл? — осведомилась госпожа Элис. Личины она не меняла (нынешняя была дана госпоже от рождения), но в точности стала ей соответствовать: девчонка как есть. А и на каждый хитрый замочек ключик имеется, это всем известно.

В данном случае ключик, скажем прямо, был ещё тот. Ведьма — она ведь тоже женщина.

— За тобой должок, Лизанька, — промурлыкал мужчина на диване и бросил в госпожу зелёный, хитро завязанный бант. Госпожа увернулась (правильно сделала) и метнула в гостя подвернувшийся под руку нож. Нож, зависнув над диваном, покачался в воздухе и нехотя вернулся на бархатную подушечку.

— Всё удивляюсь я, отчего ты, душа моя, оружием не торгуешь?

— Клиентуру растеряю, мой господин. Одни мужики ходить будут. Ни интриг тебе, ни сюжетов — сам знаешь.

— Такой вот дуализм, — посочувствовал гость.

— Кто бы говорил.

— Так я к тебе именно по этому поводу. Прямиком за клиенточкой… Очаровательная барышня, верно?

— Хороша. Только если мой господин слушал, то слышал.

— Что же я слышал?

— Я отказала. Ках ме! Неужто ты решил?..

— Ну что ты, Лизанька. Конечно, мне и в голову не пришло, что ты рискнёшь патентом и моим доверием. А ведь без моего доверия патент тебе и уголочком не светил, дорогая… Подойди сюда.

Хозяйка и шевельнуться не подумала.

— Ты о долге помянул.

— Да, голубка моя, должок… Как вижу тебя, дела из головы вылетают напрочь, такая беда… Вот только не надо ножей больше, Лизанька! За этим я приду другой раз: встану белым оленем среди поля и позволю тебе наслаждаться, сколь душа запросит.

— Чушь говоришь, мой господин.

— Да что ты заладила, право: господин, господин! — словно бы всерьёз оскорбился гость. — Или мы не друзья с тобой, Лизанька!

— Как прикажешь называть? — спросила хозяйка, тоже вроде бы совершенно серьёзно.

— Никак не надо, милая. У моей клиентуры оч-чень чуткие ушки.

Хозяйка не сдержала смешка.

— И зря смеёшься, Лизанька, — сказал гость. — Вон там у тебя барышня сидит… Чего она хочет, кстати?

— Найти кого-то, — неохотно сказала хозяйка. — Я толком и слушать не стала, всё одно не возьмусь.

— А должок оплатить — возьмёшься?

Тут хозяйка опустилась рядом с гостем на коленки, тронула пальцем его щёку и прошептала едва слышно:

— Я сделаю всё, что ты захочешь… Убью, соблазню… М-м, что же там дальше?..

Гость поморщился, но руку хозяйки не отвёл, напротив — прижал к своему лицу и посмотрел на хозяйку искоса.

— Цитируем к месту и не к месту?

— Отчего же — не к месту? — невинно спросила хозяйка. — Очень даже к месту, сдаётся мне.

— Оставим, — сказал гость и встал с дивана. — Мне, собственно, что нужно, Лизанька… Ты не хотела бы немного отдохнуть?

Вопрос, возникший на лице хозяйки, вызвал у него улыбку — добрую, сочувственную, приведшую госпожу Элис в ещё большее недоумение.

— Да, отдохнуть, любовь моя… Подальше от всех… Скажем, в Старых Соснах… В моём холостяцком прибежище, безрадостном, но обширном… Ты могла бы разложить там свои алебарды…

— Ты… ты действительно хочешь, чтобы я…

Гость мягко положил ладонь ей на губы, не давая вырваться ненужным словам.

— Нет, нет, дорогая… Может быть, в другой раз… А пока я просто прошу тебя привести в порядок мой дом в Старых Соснах. Скажем, приготовить всё к предстоящему визиту нас обоих — вместе. На зимние каникулы, скажем… Вышивки, подушечки… алебарды опять же… Женский, словом, уют. Ты хотела бы провести со мной зимние каникулы, любимая?

— Безумно, — сухо сказала хозяйка. — Насчёт отдыха — это приказ?

— Не хотелось бы так прямо… Пожелание, Лизанька, не больше того. В счёт старого долга, ты же понимаешь. Может быть, я неверно выразился? Сожалею…

— Вы, господин мой, мерзавцем были, мерзавцем и сдохнете — если это вообще когда-нибудь случится.

— Права! Как всегда, права! А что делать, голубка? Таких вот и любят, верно? Ну-ну, я пошутил! Я сегодня не слишком в форме, ты уж прости.

— Ты хочешь занять моё место?

— Именно.

— И чтобы никто об этом не знал?

— Угадала, душа моя.

— Но какого беса я должна тащиться в Сосны! — взорвалась хозяйка. — Я найду, чем мне заняться, и без твоего дома, тем более что… Тем более что… К тебе я не поеду.

— Поедешь, Лизанька. Дабы избежать эксцессов. Ты у меня женщина импульсивная, резких манер… Ни к чему это всё. И поедешь ты прямо сейчас. Сию секунду.

— Но…

— Без промедлений, — сказал гость, убравши улыбку.

— Тебе нужна эта девочка! — сказала хозяйка.

— Оч-чень нужна. Только избавь меня от сцен ревности.

— Каахцирсшней [16] Перевод невозможен из цензурных соображений. !.. — сказала хозяйка. — Я, знаешь ли, о бизнесе своём пекусь.

— Полагаешь, не справлюсь?

— Уж позволь усомниться!

— И снова права, — вздохнул гость. — Уж так, Лизанька, кесарю — кесарево…

Хозяйка закатила глаза.

— Утренним клиентам откажи, будь добр, — сказала она. Гость с готовностью поклонился. — Да ведь завтра приедет Кельмейер!.. Ках побери тебя и твои забавы!

— Я разберусь и с Кельмейером, — смиренно пообещал гость.

— Да, — сказала хозяйка после недолгой паузы. — Извини.

— Стало быть, договорились, любовь моя? Я сообщу тебе, когда закончу.

— Ты мне выбора не оставляешь. — Хозяйка пожала плечами и отвернулась.

— А насчёт зимних каникул ты подумай, — сказал гость. — Я соскучился.

— Я тронута до слёз, мой господин.

— Элис, — сказал гость, и замочек хозяйки явственно щёлкнул. — Я действительно соскучился, моя госпожа. Я навещу тебя. Не знаю… Возможно, и на днях… Но обещать не могу. Я отчаянно занят сейчас. И не забывайся, умоляю. Ведьме оно как-то и не к лицу.

— Обошёлся бы и ты без цитат, — попросила хозяйка. — Я только с тобой амнезией страдаю.

— Польщён тем, — вполголоса ответил гость. — Вправду польщён, Лизанька.

Не дождавшись ответа, он надел на себя личину хозяйки и покинул комнату всё через ту же дверцу за зеркалом.

Маленькая ведьма, ожидавшая хозяйку в шляпном салоне, подмены, само собой, не заметила.

Ветер сирокко заметил — но протеже своей об этом не сообщил. Увольте — так подставляться! Пардон-с! Жалость жалостью, но наша хата с краю, своя шкура ближе к телу, не стоит благодарности, оревуар, дорогие мои, бай-бай! Дел, знаете ли, ещё по горло…