Александр Волков - Владигор. Князь-призрак

Когда у Берсеня кончились дротики, а Лесь вогнал в чью-то глотку последний из своих ножей, князь уже хотел выскочить из толпы и броситься им на помощь. Но тут Урсул что-то прошептал на ухо Цилле, после чего та хлестко хлопнула в ладоши и приказала рысьякам взять лицедеев непременно живыми.

— Чтоб ни один волос не упал! — крикнула она. — Головами ответите!

Рысьяки покорно закивали пятнистыми шеломами с когтистыми лапами на скулах и, не дойдя до лицедеев около десятка шагов, взялись за руки и медленно пошли по кругу, захватывая в свою цепочку Лесевых помощников. Те сначала упирались, но, сообразив, что гроза миновала, не только крепко вцепились в ладони опричников, но и по ходу дела размотали шелковые полосы с рухнувшего чучела, образовав из них некое подобие кругового рыбачьего бредня, каким обводят камышовый островок, прежде чем выколотить из него затаившуюся рыбу. Теперь кольцо стало сжиматься быстрее, а когда Ракел сделал резкий выпад и попробовал прорвать его ударом меча, длинный клинок увяз в шелковых полосах подобно попавшей в паутину кораморе.

— Вяжите их! Вяжите! — истерически взвизгнула Цилла, хотя лицедеи и так уже почти исчезли среди кружащихся черных силуэтов.

— В петлю их, оборотней поганых!.. Березками разорвать!.. В срубе спалить!.. — нестройными выкриками поддержала ее толпа.

По мере того как кольцо смыкалось, народ понемногу смелел и вновь подтягивался к подмосткам, чтобы получше разглядеть момент пленения загадочных странников. Владигор, скользя по двору обледеневшим днищем бурдюка и упираясь в снег костяными шипами, нашитыми поверх грубых меховых рукавиц, полз в первом ряду. Он едва удерживался от того, чтобы выбраться из своего кожаного мешка и, вскочив на помост, разметать рысьяков мощными ударами ошипованных рукавиц.

Но князь и здесь не успел: когда до подмостков оставалось не более полудюжины шагов, рысьяки вдруг всем скопом навалились на лицедеев, так что все трое вмиг оказались погребенными под кучей черных копошащихся тел. Какое-то время из общей свалки еще доносились стоны и хрипы, но вскоре звуки борьбы затихли, черные тела рассыпались по сторонам, и посреди помоста остались лишь Лесь, Ракел и Берсень. Все трое были так плотно обмотаны шелковыми лентами, что напоминали высохших покойников из богатых каменных домовин Мертвого Города.

— Теперь-то никуда не смоетесь, голубчики! — прохрипел Теха, направляясь к подмосткам. — Теперь-то мы с Гохой душу отведем!

Когда он проходил мимо Владигора, князь как бы ненароком завалился на бок и упал Техе под ноги. Палач споткнулся, но вместо того, чтобы переступить через калеку, изо всех сил пнул его ногой в бок.

— Убогого убивают! — истошно завопил князь, перехватив Техину лодыжку. Спасите, люди добрые! Княгинюшка, заступница ты наша милосердная, не дай в обиду старого воина!

Теха испуганно задрыгал ногой, стараясь вырвать ее из крепких княжеских рук, но Владигор так круто вывернул его лодыжку, что старый палач взвыл от боли. При этом сам князь продолжал на весь двор вопить о своих бывших подвигах во славу Синегорья, бойко называя имена военачальников, под чьими знаменами ему доводилось проливать кровь, получать увечья и терять конечности. Своими воплями он заглушал крики упавшего на снег Техи, который теперь не только орал, но еще и отбивался от калеки, упорно тащившего палача к крыльцу княжеского терема.

— Вот, княгинюшка, погляди на изувера! — воскликнул князь, останавливаясь в двух шагах от крыльца и поднимая на Циллу искусно облепленное тестом лицо. — Что я ему сделал? С дороги, вишь, убраться не успел! Да кто он такой, чтобы воин старый перед ним стелился? Нет бы уважить ветерана, переступить, милостыньку подать, а он сразу ногой под ребро, изверг поганый! Заступись, матушка, одна на тебя надежда! Дай управу на душегуба!

Князь рывком швырнул хрипящего Теху к ногам Циллы, а сам раскинул руки и распластался перед крыльцом.

— Кто такой? Откуда взялся? — поморщилась Цилла, брезгливо отпихнув ногой Теху и указав на князя концом орехового хлыстика.

— Сей час, владычица, сей же час все узнаем! — угодливо заюлил подскочивший сбоку Дуван.

Он сбежал по ступенькам и, склонившись над Владигором, стал внимательно рассматривать его грязное, покрытое рваными шрамами лицо.

— Я ж все сказал, матушка! — взмолился князь. — С Берсенем-тысяцким берендов воевал, а сколько волкодлаков положил, так тому и счету нет!

— Молчи, голова гудит от твоих воплей! — перебила Цилла. — Узнал, Дуван?..

— Не припомню такого, — пробормотал казначей. — Всю голытьбу, конечно, не упомнишь, мало ли их на зиму в Стольный Город сползается, но этого первый раз вижу… Конечно, шрамы и все такое, но я на ихние рожи памятливый — нет, не видал такого!

Дуван решительно выпрямился и, обратившись к заполонившей двор толпе, громко и отчетливо произнес:

— Эй, вы! Пьяницы, ворюги, бродяги и прочая сволочь! Гляньте на этого придурка и скажите, под какими заборами, в каких канавах и кабаках вы его встречали? Как тебя звать-то, голь перекатная?

Дуван хотел было впиться ногтями в князево ухо, но, оглянувшись на Теху, отдернул руку и даже убрал ее за спину.

— Осипом меня звать, — улыбнулся Владигор, подняв глаза на своего бывшего казначея.

— Осипом его звать, — как эхо повторил казначей, повернувшись к Цилле.

— Не слыхали про такого!.. Не видали!.. Берсень удальцов по всему Синегорью набирал, может, и этого в каком-нибудь медвежьем углу подцепил — поди проверь! — раздались голоса из толпы.

— А че проверять! Сразу видать, парень за себя постоять может: вон какого бычка свалил — даром что убогий! — стали возражать другие.

— Кончай галдеж! — рявкнул Дуван. — Таких удальцов и по окрестным лесам довольно набрать можно! Ежели заплатить им хорошенько да петлей и плахой не грозить за прошлые дела!

Казначей еще раз подозрительно поглядел на Владигора, затем взбежал по ступенькам и, склонив голову перед Циллой, зашептал ей в самое ухо:

— Никто из наших Осипа этого раньше в глаза не видал!

— Ладно, хватит с ним возиться! После разберемся, — негромко пробормотала Цилла. — Закиньте его в шарабан для начала: через Сарай и через башню в медном сосуде проведем, а там посмотрим, что из этого Осипа выйдет…

Едва она произнесла эти слова, как ворота конюшни в дальнем углу двора широко распахнулись и из них выкатился шаткий скрипучий рыдван, обтянутый каким-то засаленным тряпьем и запряженный двумя мосластыми битюгами. По обеим его сторонам торчали из кованых петель два чадящих факела, а на козлах сидели двое опричников в черных зипунах и держали в руках по одной вожже, изо всех сил удерживая битюгов, запрокидывающих оскаленные морды и швыряющих под собственные копыта пену с закушенных удил. За их спинами торчали два щита, набитые на древки копий с обломанными наконечниками. На одном щите было косо и энергично начертано «Довольно!», на другом гнилушечно мерцало: «Доколе?».