Роджер Желязны - Колесо Фортуны

Тигр издал незавершенный мурлыкающий звук, оборвавшийся на середине.

Теперь я точно знал, кто такой Тигр, и продолжил свой грохот, чтобы превратить хаос в гармонию, принести свет в тьму, сделать расплывчатое точным, восславить абсурд и благословить чудаков.

И чем больше я молотил по клавишам, тем громче мурлыкал Тигр, и это звучало так, будто я печатал в гараже рядом с дизелем, работающим на холостых оборотах. Зная, что являюсь жалким, слабым, разоренным дураком, а также великим, гневным и замечательным писакой, я бил по клавишам машинки и заставлял маленькую «Корону» хорошенько плясать в утреннем свете. И чем громче стучали клавиши, тем громче мурлыкал Тигр.

А теперь вы знаете, почему Сейдж в конце моей пьесы «Путь мира», получившей Пулитцеровскую премию, закрывая третий акт, говорит: «Тигр, в чьем имени звучит любовь».

Хриплый крик петуха разбудил Марию Веру перед рассветом. Она села в кресле и поняла, что ее муж Карлос так и не вернулся домой.

Петух продолжал протестовать против окончания ночи пронзительным, почти человеческим, сварливым голосом. Откуда-то со стороны пыльной, разбитой глинистой дороги откликнулся другой петух. Вскоре привычный птичий хор Вилларики заголосил во всю утреннюю силу, призывая каждого проснуться ни свет ни заря, выпрыгнуть из кровати и поспешить к мешку с зерном.

Спина Марии затекла за ночь, проведенную в жестком деревянном кресле возле печки, глаза резало, словно их запорошило песком. Она встала, умылась, расчесала длинные черные волосы, заплела их в косы и надела бабушкин серебряный крестик, предварительно поцеловав его.

В городке, давно забытом Богом, только Мария носила крестик. Соседи злословили у нее за спиной и открыто смеялись над ее нелепой, патетической и бессмысленной верой. Но Мария была упрямо привержена своей религии, подобно тому, как маленький ребенок не дает выбросить сломанную, безголовую, но все еще любимую куклу.

Зевая, она прошла на кухню, чтобы выпить стакан молока. Затем она села за стол и поела холодных корней маниоки, которые сварила накануне вечером.

— Доброе утро, Мария. — Хоакин, рассыльный из табачно-винной лавки, принадлежавшей ее мужу, стоял, прислонившись к дверному косяку, и голодным взглядом провожал мясистые кусочки маниоки, исчезавшие во рту Марии.

Она торопливо проглотила.

— Чего тебе, мальчик? Карлоса нет. Он так и не пришел домой.

Черные глаза Хоакина округлились от ужаса.

— Я видел его с людьми Генерала. Вчера вечером.

— Что?

— А сегодня утром, когда я, как обычно, пришел в магазин, там было темно. Дверь заперта. Вот я и пришел сюда.

«Боже, — подумала Мария. — Неужели это случилось? Неужели Карлос пошел к Генералу?»

Страх сковал холодом ее кишки. Она знала, что бывает с теми, кто играет с Генералом в его игры удачи. Знал и Карлос. Какая же страсть обуяла его?

Мария откинулась на жесткую спинку кресла и почувствовала, как сердце сжалось в груди. Как же мог Карлос отправиться играть с Генералом? Почему именно сейчас? Если это правда, то он пропал. Не многие из тех, кто уходил в большой дом с белыми колоннами, возвращались; во всяком случае, на памяти Марии и ее матери таких не было.

Генерал жил в Вилларике, сколько Мария помнит, а может, и дольше: самая старая женщина в городке частенько пересказывала истории о знаменитых играх Генерала, слышанные ею от ее бабки. Невероятно. Глупые старые клуши становятся такими рассеянными и суеверными.

В каждом городке есть большой человек, даже в таком замызганном и засиженном мухами местечке, как Вилларика, где церковь заброшена и только кантина открыта по воскресеньям. Лучше уж, не задумываясь, называть его генералом, сеньором, боссом. Какая разница, кто он такой на самом деле?

Каждый Генерал в этой стране занимается одним и тем же: отбирает у крестьян лучшую часть урожая, обкладывает торговцев налогами, ворует молоденьких девушек из школы, держит казино, занимается контрабандой оружия, а то и чем похуже.

Ходят слухи, жуткие истории о массовых захоронениях в Чако, каннибализме, сатанистских ритуалах. Даже те, кто объявляет себя атеистами, вроде Антонио Сантино, крестятся при упоминании Генерала и ужасающих азартных играх, которые ведутся в его большом доме.

Но никто не осмеливается протестовать. Лишь глупцы жалуются на налоги или что-то еще. Остальные улыбаются. Никто не говорит. Молчание стало нормой в Вилларике. Молчание и Генерал. А те, кто идет играть с Генералом, не возвращаются.

Карлос Вера часто опаздывал к ужину — он никогда не мог отказать себе в удовольствии перекинуться в картишки. Рожденный игроком, он любил карты, и они, похоже, любили его. То же самое можно было сказать про его отца и старшего брата. Игра была их наследственной болезнью.

Единственной причиной, почему Карлос никогда прежде не ходил к Генералу, было воспоминание о том, что произошло с его отцом Энрике и братом Эдуардо. Они пошли туда, оба, вместе, словно мотыльки, влекомые пламенем толстой свечи, и не вернулись. Карлос тогда был ребенком, но он хорошо знал, какое ужасное событие случилось в его семье. Когда он вырос, эхо материнских рыданий хранило его словно талисман.

До сих пор. Генеральские игры в конце концов заманили и Карлоса. Мотылек полетел на пламя, как остальные.

Мария не хотела верить в то, что это когда-нибудь случится. И вот вчера вечером, как и много вечеров до этого, она смотрела на часы, вздыхала и ставила котелок с курицей в старую газовую духовку, чтобы подогреть.

«Он скоро придет, — говорила она себе. — Вот только сыграет партию-другую в кантине. Это его натура. Будь терпелива и надейся на то, что Карлос выиграет больше, чем проиграет». Она вытащила из коробки со штопкой один из его носков и уселась в кресло-качалку возле печки. Заходящее солнце разбросало длинные пурпурные тени по маленькому глинобитному домику.

Небо стало фиолетовым, затем темно-синим. Все носки были починены, сложены и убраны в дешевый сосновый комод возле кровати. Карлоса все еще не было.

А может, быстро подумала она, он пошел в штаб-квартиру партии. Конечно, он и полгуарани не пожертвовал бы на политику. Просто он любил играть в карты с членами Синей партии. Да, да, конечно. Карлос, должно быть, пошел туда.

Когда звезды начали прокалывать холодные белые дырочки в темном котелке неба, Мария решила, что сейчас ее муж, наверное, ушел из штаб-квартиры — если он был там — и встретил этого никудышного Антонио Сантино. Они скорее всего отправились в какой-нибудь захудалый бар выпить мате. Да. Они сейчас пьют, играют и хором поют старые песни Чако.

Когда большие часы на церкви пробили полночь, у Марии подошли к концу и терпение, и запас разумных объяснений происходящего.