Николай Романов - Рассвет

Но самое главное, Саю Эрнану получилось достать тангат — корень, чудодейственное средство, которое возвращало мужскую силу даже немощным старикам, давно уже не помышлявшим о женщинах.

Удачливому раввенцу каким-то чудом, удалось, достать пару ящиков с бесценным тангат — корнем у одного кхандского купца, с которым он в течение нескольких лет вел свои торговые дела.

Тангат — корень произрастал на юге Империи Кханд, среди непроходимых джунглей, населенных свирепыми варварами. И воинам Кханда, ведущим непрерывные стычки с ними, изредка попадал в руки этот редкий корень, особо ценный всеми за свои целебные свойства.

Этот тангат — корень был дорогостоящ даже для Кханда и очень редко пересекал ее границы. Кхандский купец, в свою очередь, рассчитывал на ответный дар для него, в виде равноценого товара для Кханда, клятвенно обещанного ему раввенским Саем.

Утренний туман белесой пеленой потихоньку затягивал стоянку торгового каравана. Тидер смотрел, как бивак торгового каравана начал оживать, люди начали пошевеливаться и просыпаться. Вот Бернон продрал глаза и, потягиваясь, побрел к близлежащим кустам, на ходу развязывая тесемки штанов.

Тидер окликнул его:

— Бернон!

Бернон обернувшись и, придерживая спадающие штаны руками, недовольно отозвался:

— Чего тебе, не видишь я поспешаю, Тидер?!

— Чего, чего! Подальше отойди, а то ветерок в нашу сторону тянет, глаза резать будет, а мне охранять караван как?

— Да иди ты сам куда подальше! Тоже мне, дозорный выискался, зоркий сокол, глаза ему, видите ли, резать будет — ворчал недовольно Бернон, садясь под кустом и срывая лист лопуха.

Лагерь каравана все больше заполнял окрестности шумом и гамом.

Вернувшийся с секрета ночной дозор разведчиков, не дождавшись горячей похлебки, забрались в свою повозку и отсыпались. Их товарищи, из дневного дозора, были уже по пути следования торгового каравана Сая Эрнана, проверяя подозрительные места на наличие предполагаемых засад.

Ездовые уже запрягали беловодских тягловых туров в повозки, о чем то, разговаривая с ними и похлопывая, и поглаживая их по могучим бокам.

Кашевар запускал в котел с кипящей и пузырящейся водой, крупу, бросая туда же мелкорубленое сало и подстреленную накануне дозорными, дичь — освежеванную тушу, которую он снял с их повозки.

Он забористо, от всей души, ругался по поводу отсыревшего валежника, который давал слишком много едкого дыма, вызывая у него слезы на глазах. Вспомнил он добрым словом и уснувших в своей повозке ночных дозорных, которым лень было оставить ободранную тушку у повозки кашевара.

Тидер, принюхиваясь к ароматным запахам, доносящимся до его обоняния, от бурлящего котла, спросил кашевара:

— Что случилось, Макав, неужели котел прохудился и мы все останемся голодными?

— Да эти дозорные, будь они неладны, подстрелили лесную антилопу, разделали ее и оставили висеть на шесте у своей повозки — лень им было дотащить ее до моей кухни. Сами спать легли, а мне пришлось переть ее на своем горбу до самого котла.

Хотелось ведь порадовать вас свежатиной, лежебок и лентяев!

Тидер, вдыхая запах доносящийся до него, похвалил повара:

— Да, свежее мясцо самое-то для нас. Чего-чего, а кашеварить ты умеешь, у тебя этого не отнять. Да я, в этом караване, только ради твоей стряпни и хожу!

Польщенный кашевар, принюхиваясь и пробуя на язык, начал добавлять какие-то кхандские специи в котел. Любому кухарю приятно, когда хвалят его искусство в приготовления пищи.

Тидер, подмаслив честолюбие кашевара, подсунул ему свою деревянную плошку. Макав с горкой наложил ему каши и в придачу сунул ему крупную головку белого лука из Кханда.

В Равенне он был не такой острый, кашевар в Кханде набрал его с запасом, с расчетом на дальний путь, чтобы его могло хватить надолго.

Весельчак с удовольствием начал уминать разваристую жирную кашу, с крупными кусками мяса и умело приправленную специями и пахнущую дымком.

Вот это жизнь! Это тебе не перенаселенная Морита, где от большого количества людей скоро некуда будет и шагу ступить, чтобы, столкнувшись с кем-то, помимо тебя, не вспомнили и про твою мать.

Возле Макава уже толкался народ со своими протянутыми мисками. Рядом с Тидером присел Бернон и с аппетитом ел кашу, выуживая ложкой куски мяса и заедая его кхандским луком.

Народ одобрительно ел и нахваливал, мясо было, правда, чуть жестковато. Видимо, лесная антилопа была в преклонном возрасте, когда ее подстрелили ночные дозорные.

Бернон подошел и протянул миску повару за добавкой, чем заслужил одобрительный взгляд повара и тот положил ему еще с горкой.

— Тебе пожиже или погуще?

— Погуще и вон тот кусман мясца кинь!

Тидер подковырнул Бернона:

— Смотри не надорвись, тебе же еще караван охранять.

— Ешь — потей, работай — мерзни! — ответил Бернон, выуживая из похлебки кусок мяса на кости и вгрызаясь в него.

Тидер вымыл плошку, отдал ее повару и отошел к повозкам, чтобы проверить свое оружие.

Осматривая свой арбалет и проверяя арбалетные стрелы, он заменил тетиву, та на его взгляд, немного ослабла. Из повозки, стоящей рядом, откинув полог, на землю спрыгнул один из ночных дозорных.

Весь взъерошенный, с налипшей на него соломой он, спрыгнув на землю и подняв руки, потянулся и, широко открыв рот, зевнул. Да так и остался стоять с поднятыми руками и открытым ртом, растерянно глядя на обрывок веревки, на котором ночные дозорные, возвратившись под утро, повесили на шест ободранную тушу.

Он, не веря своим глазам, подергал за свисающую веревку, словно надеясь, что туша стала невидимой для его зоркого взгляда.

Увидев Тидера, с явным интересом наблюдавшего за нелепыми телодвижениями дозорного, он растерянно спросил его:

— Ты случайно не знаешь, куда делась ободранная туша, висящая здесь?

Весельчак заинтересовался:

— А что такое?

— Да понимаешь, мы хотели подманить дикого кота, он уже вторые сутки крадется за караваном. Боимся, как бы тура не завалил или напал на кого-нибудь из нас. Гигантскую гиену подловили, ободрали ее, хотели в ночной дозор взять и подманить его. Глянь и нету приманки, неужели дикий кот уже спер ее?

Тидер с трудом подавил рвотный позыв и прислушался к своему желудку. Часть гиены, в его животе, начала ворочаться с намерением выбраться наружу, на свободу.

Он нагнулся, сорвал стебелек полыни и начал медленно жевать его. Вяжущая горечь во рту, на миг заставила успокоиться его живот.

Растерянный дозорный полез обратно в повозку, чтобы поднять своих спящих товарищей на завтрак.

Тидер ускорил шаг и подошел к кухне, где народ продолжал вкушать экзотическое блюдо Макава — «гиену в похлебке». Караванщики даже не подозревали об изыске, съедаемого ими.