Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 20

И если бы не темный Круг, посидеть и отдохнуть было бы, пожалуй, приятно. Вдруг я ощутил, что эти люди стали мне близкими. Захотел что-нибудь сказать, но ничего подходящего в голову не приходило.

Ганелон прервал молчание, возвратившись к насущным делам:

— Значит, ты хочешь поразить их, прежде чем они нападут на нас?

— Правильно, — согласился я. — Перенесем войну на их территорию.

— Беда-то вся в том и заключается, что это теперь их территория, — сказал он. — Они теперь знают ее лучше, и кому ведомо, какие силы способен враг призвать себе на помощь?

— Надо просто убить рогатого, и все рухнет, — ответил я.

— Может быть. А может, и нет. Возможно, ты сумеешь справиться с ним, — сказал Ганелон. — Я-то не надеюсь на свои силы, разве что повезет. Не так прост рогатый, чтобы легко умереть. Наверно, я обманываю сам себя, полагая, что остался прежним, как и несколько лет назад. Что, если я ослаб? Раньше я не был таким домоседом.

— Знаю, — сказал я.

— Я тоже, — согласился Ланс.

— Ланс, а не поступить ли нам, как подсказывает наш друг? — спросил Ганелон. — Не следует ли нам атаковать?

Тот хотел было пожать плечами и уклониться от ответа, но передумал.

— Да, — ответил он. — Они едва не одолели нас, когда умер король Утер. А теперь мы не нападаем, потому что боимся поражения. О, конечно, победа достанется им нелегко, мы нанесем врагу тяжкий урон. Но, я думаю, они пересилят… Посмотрим, что там у них, хорошо все обмозгуем, а потом решим, готовиться ли к нападению.

— Хорошо, — сказал Ганелон. — Меня уже тошнит от ожидания. Решим по возвращении.

И мы отправились в разведку.

Сперва мы ехали на север, потом выбрали удобное место и спрятались в холмах, откуда был виден Круг. Там, внутри, они поклонялись чему-то или упражнялись с оружием. Я прикинул — их было тысячи четыре. У нас — не больше двадцати пяти сотен. Были там и странные летучие, ползучие и прыгучие твари, издаваемые ими звуки разносились повсюду. Но сердца наши не дрогнули.

Мне нужно было только увидеться с глазу на глаз с их предводителем, и все стало бы ясно — так или иначе. Все, целиком. Я не мог сказать об этом друзьям, но такова была правда.

Дело в том, что я-то и был виноват во всем. Круг появился благодаря мне, и уничтожить его мог лишь я сам, если хватит сил.

Уверенности в этом у меня не было.

В страдании, ярости, ужасе и муке вызвал я это проклятие к жизни. И на всех землях отразилось оно. Такова цена крови принца Амбера.

Мы следили за воинами Мрака всю ночь, а утром уехали.

И решили — атаковать!

На обратном пути нас никто не преследовал. А когда мы вернулись в Твердыню Ганелона, то засели за планы. Наши силы были уже в отличной форме, и мы решили атаковать в ближайшие две недели.

Лежа рядом с Лоррен, я сказал ей об этом. Она должна была знать. Я мог унести ее отсюда в Царство Теней этой же ночью, если бы только она согласилась.

Но Лоррен возражала.

— Я останусь с тобой, — сказала она.

— Хорошо.

Я не раскрыл ей, что все будет решено моею рукой, но, похоже, она догадывалась об этом и по какой-то причине верила мне. Об этом не стоило думать — в конце концов, это ее право.

— Ты знаешь, чем все может обернуться, — предупредил я.

— Знаю, — отвечала она, и было ясно, что действительно знает.

Потом мы занялись любовью, а позже — уснули.

Ей приснился сон.

Утром Лоррен сказала мне об этом.

— И что же ты видела? — спросил я.

— Предстоящую битву, — объяснила она, — и ты бился с рогатым.

— И кто победил?

— Не знаю. Только пока ты спал, я сделала кое-что полезное для тебя.

— Уж лучше бы ты этого не делала, обычно я сам о себе забочусь.

— А потом я увидела свою смерть.

— Давай-ка я заберу тебя отсюда в укромное место.

— Нет, мое место здесь, — твердо заявила она.

— Я не собираюсь лишать тебя свободы, — сказал я, — просто мне по силам спасти тебя от привидевшейся во сне судьбы. Поверь, для меня в этом нет ничего сложного.

— Я верю тебе, но никуда отсюда не уеду.

— Чертова дура!

— Я хочу остаться.

— Ну, как хочешь… Слушай, а может, мне послать тебя на Кабру?

— Нет.

— Проклятая дура!

— Я знаю. Я люблю тебя.

— Глупая, правильно надо говорить: «Ты мне нравишься». Помнишь?

— Ты справишься с ним, — сказала она.

— Иди к черту! — ответил я.

И она тихо заплакала и не могла успокоиться, пока я не утешил ее еще раз. Такова была Лоррен.

В то утро я задумался обо всем. И о своих братьях и сестрах, словно об игральных картах, что было вовсе несправедливо. Я вспомнил госпиталь, где очнулся, вспомнил, как ступил на Путь в Ребме, о Моэри, которая сейчас была, должно быть, с Эриком. Я подумал о Блейзе, о Рэндоме, Дейрдре, Кейне, Джерарде и Эрике…

Несколько раз на нас нападали — это были небольшие партизанские стычки. Истребив нападавших, мы следовали дальше. Достигнув заранее намеченного района, разбили лагерь в холмах у Круга, расставили стражу и отправились отдыхать. Наш сон не потревожил никто. Я проснулся размышляя, неужели все сестры и братья думают обо мне то же, что и я о них. Это было бы грустно.

Уединившись в небольшой рощице, я налил в шлем воды, взбил пену и сбрил бороду. А потом, не торопясь, оделся в изношенное одеяние своих цветов. Теперь я вновь был тверд, как камень, черен, как земля, и скрытен, словно ад. Сегодня день испытания. Я надел кольчугу, шлем, надвинул забрало, перепоясался, сбоку пристегнул Грейсвандир. Потом заколол плащ на шее булавкой в виде серебряной розы.

Тут за мной явился посланец известить о том, что почти все готово.

Я поцеловал Лоррен, которая все же настояла на своем. А потом уселся на своего чалого по кличке Стар и отправился вперед.

По дороге ко мне присоединились Ганелон и Ланс.

— Мы готовы, — дружно сказали оба.

Я вызвал офицеров и дал им инструкции. Они отсалютовали, повернули коней и разъехались.

— Теперь недолго, — сказал Ланс, раскуривая трубку.

— Как твоя рука?

— Хорошо, — ответил он. — А после твоей вчерашней обработки даже чудесно.

Я поднял забрало и закурил.

— Ты сбрил бороду, — удивился Ланс. — Не могу даже представить тебя без нее.

— Так шлем прилегает лучше, — ответил я.

— Желаю нам удачи, — сказал Ганелон. — Не знаю я никаких богов, но если кто-нибудь из них позаботится о нас, я буду ему благодарен.

— Бог един, — отвечал Ланселот. — Я молю его, чтобы не оставил нас своей милостью.

— Аминь, — закончил Ганелон, зажигая трубку. — На весь этот день.

— Он будет наш, — сказал Ланс.

— Конечно, — ответил я. А солнце своим краем растревожило восток и утренних птиц в ветвях. — Похоже на то.

Докурив, мы выбили трубки и упрятали в кисеты. Потом затянули все ремни и застегнули пряжки на броне.