Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

- Вы опять верите слухам и перевранным фактам. Дело в том, что, собственно, сейчас мы собрали народное ополчение - только из тагров, заметьте, из чистокровных тагров. Так сказать, из лучшей закваски тагрского племени. Пускай наши воины, в чьих жилах кипит желание возродить нашу великую нацию, установят, какой именно порядок должен быть в городе. Мы мирные люди, и те небольшие запреты, которые установлены в Коугчаре, связаны только с нашими неустанными заботами о каждом из живущих в нем горожан. Уже сейчас среди жителей города никому и в голову не придет что-либо украсть или напасть ночью на беззащитного. Ни один из торговцев не смеет поднять цены сверх положенного и никто не посмеет бесчестить чужих женщин. Мы изгнали всех шутов и бесноватых, отменили чудовищные по непристойности представления, что давали последователи сатаны - актёры. Мы подняли цену на дрова и керосин, но то было сделано с одной только целью - отложить хоть сколько-то денег в фонд помощи самым бедным и убогим.

- Отец святой, а это правда, что вы отрубаете руки за воровство? - спросил кто-то, кажется - Теверс.

- Закон для всех един, - со значением ответил Курада.

- Удивительно, - сказал Даурадес. - И вы всякий раз собираете массы людей на свои проповеди?

- В этом нет ничего удивительного, сын мой, - с улыбкой молвил отец Салаим. - С тех пор, как на меня снизошёл Божественный Дух, я обрел невиданную ранее способность доводить мысли до сердец людских...

- Удивительно не это, - сказал Даурадес.

- А что же тебя удивляет, сын мой?

- Простая вещь, святой отец. О-очень простая вещь. Как же вам удаётся настолько ненавидеть людей, чтобы тому поклоняться?!

Отец Салаим не сразу нашёлся что ответить.

- Ваше сердце полно гордыни! - сверкнув глазами, пришёл на помощь его спутник. - Отриньте гордыню и наполните его смирением, аки мёдом...

- Но сказано в "Книге Слова Божия", - в тон ему возвысил голос Даурадес:

- "Воистину смирен тот, кто не ропща ведет плуг свой, и верит в судьбу свою, и не выпрашивает подачек у Господа, ибо крепка вера его...

И не осквернит он своего сердца ни завистью, ни ложью, ни предательством, и не поднимет руки на ближнего своего, ибо един Господь и для того кто молится, омывая руки, и для того, кто молится, посыпая прахом главу..."

- Как, святой отец, сей апокриф вы ещё не успели изучить? Ай-ай-ай! Впрочем, ясно - вы так недолго ходите в священниках!

- "...И, видят и ангелы, и силы Господни, что ни один из нас не приходит в этот мир по прихоти своей, но посылает его Бог. И одним человеком больше становится на земле, и приходит он исполнить миссию свою, и не его дело - рассуждать о том, справедлив или несправедлив этот мир, но дело его - найдя изъян в душе своей, искоренить и извести, а уже потом указывать другим, что и как делать. Берегись, коли в гордыне своей поставишь себя как Бога Истинного и начнёшь вершить дела свои именем Его, не постигнув извечное, что составляет природу и человека, и Бога..."

- А что же это, а, святые отцы?

- Единый Божественный Святой Дух! - без колебания выпалил отец Салаим. Его спутник молчал и только буравил Даурадеса блестящими бесцветными глазками из-под капюшона.

- А что есть Дух?... Эх, устал я с вами, - заявил, опираясь на седло, Даурадес. - Мы ещё не оплакали всех убитых. Земля и огонь ждут, чтобы упокоить их тела. И тут вы...

- Скажите, - продолжал он, - с каких это пор солдаты должны давать уроки святым отцам? А может быть, вы ошиблись, и вы совсем не такие святые, какими хотите казаться? Тогда берегитесь, ибо сказано, что "не вечно врагу человеческому соблазнять сердца людские, не вечно жерновам судьбы перемалывать зёрна греха и не вечно Церкви, подобно пьяной шлюхе, тащиться за повозкой победителя..." Что, собственно, вы умеете, кроме как топтать ногами упавшего? Я, быть может, и выслушаю вас - тогда, когда хотя бы один из вас ответит верно на вопрос, который был только что задан. Пусть и я, и те, кого вы изволите видеть - далеко не безгрешны, и пускай лично мне нелегко поклоняться Богу, распятому на Древе Порока, ибо я вижу, что Он - распят в каждом из нас и до сих пор страдает за наши грехи. Однако я, и не один я, а те, кого вы видите со мной, те, с каждым из которых в мир сызнова входит Бог - они-то хорошо знают, что надо было ответить. Идите же!

- Что ж, - сказал новоявленный отец Салаим. - В таком случае - мы умываем руки за то, что может уже в ближайшие дни произойти в стране. Бог не может и далее спокойно взирать на ваши святотатства!

- Умывайте, святые отцы. Умывайте, если сумеете их отмыть, - сказал, забираясь в седло, Маркон. - Например вы, святой отец без имени. Что там у Вас с правой рукой? Вы теперь не кладете, как когда-то, по пятьсот пятьдесят пять поклонов на ночь Святому Икавушу? А? Ведь так?!

Под его взглядом плотненький монашек попятился и сильнее захватил, просто впился пальцами левой руки в локоть правой.

- Под видом Бога, - сказал Даурадес, - вы поклоняетесь отцу лжи, и ваш бог - это пустой бог. Что ж... До скорой встречи ещё на этой земле, господа палачи!..

Конь генерала, ударив копытами, осыпал одеяния святых отцов тучей брызг.

- Уж извиняйте нас, простых солдат! - осклабился напоследок рыжий Донант. - Ну не понимаем мы этих ваших премудростей!

- А теперь, - сказал Даурадес, когда отряд оставил позади незваных парламентёров, - надо решить, кто из вас заменит меня здесь, при действующей армии.

- Да что ты, Даура, - попробовал возразить Донант. - И на этих крыс коты найдутся.

- Что-то мне не по душе излияния этих ревнителей новой веры, - озабоченно бросил Даурадес. - Я срочно отправляюсь в Дангар...

- Эй, Маркон! - окликнул его Гриос. - А что же, по-твоему, объединяет Бога и человека?

- А ты спроси у Донанта! Хотя и сам догадаешься, если чуть-чуть подумаешь!

2

Генерал Паблон был убит у ворот собственного дома рано утром, спустя день после сражения при Вендимиоке. В это время, по обычаю, в столице собирались отмечать весенний праздник Авируда, когда положено подавать всем встреченным на пути бродягам и неимущим.

Молодая женщина, одетая как нищенка, баюкая в руках закутанный в лохмотья сверток, приблизилась к нему, протягивая руку. Паблон Пратт отстранил охрану и полез за кошельком.

Женщина, в свертке которой вместо ребенка оказался револьвер, прежде чем солдаты сумели выбить из ее рук оружие, всадила в грудь генерала две пули.

- Смерть предателям! Смерть предателям! - вырываясь, кричала она.

- Отпустите ее... - таковы были последние слова генерала.

В тот же день в центре города раздались два взрыва. Первый из них разворотил праздничную трибуну, на которой, по счастью, никого не было.

Второй взрыв стоил жизни одному из драгун. Он стоял ближе всех к украшенной весенними цветами повозке, что должна была торжественно проследовать через весь город в направлении главной площади. Заслышав странное щёлканье внутри огромной куклы, изображавшей бога Весны, солдат раздвинул занавески и обнаружил бомбу. Крикнуть окружающим, чтобы разбегались, выхватить взрывное устройство и, прижав его к животу, упасть на мостовую, было делом нескольких мгновений.