Стивен Кинг - Песнь Сюзанны

Наконец, Кинг покачал головой, и Эдди, который ждал, затаив дыхание, выдохнул скопившийся в легких воздух.

— Извините. Это простое число, вот и все, что я могу про него сказать. Простые числа интересуют меня, с тех пор, как мистер Сойчак познакомил меня с ними на уроках математики в средней школе Лисбона. И, думаю, мне было девятнадцать, когда я познакомился со своей женой, но, возможно, она оспорит мои слова. Она у меня вообще любительница поспорить.

— А как насчет девяносто девяти?

Кинг вновь задумался, что-то стряхнул с пальцев.

— Чертовски солидный возраст. «Девяносто девять на могильном камне». Это из песни, вроде бы она называлась… думаю, «Крушение в девяносто девять». Нет, нет, это другая песня — "Крушение «Вечерней звезды». «Девяносто девять на полке бутылок, мы взяли одну и пустили по кругу, осталось на полке девяносто восемь бутылок». Кроме этого, ничего сказать не могу.

Теперь пришла очередь Кинга взглянуть на настенные часы.

— Если я не уеду в самое ближайшее время, Бетти Джонс позвонит, чтобы узнать, не забыл ли я, что нужно забирать сына. А после того, как я заберу Джо, мне предстоит проехать сто тридцать миль на север. Ехать мне было бы проще, если б я не налегал на пиво. А на пиво я бы не налегал, если б на моей кухне не сидели двое вооруженных призраков.

Роланд несколько раз кивнул, взялся за пояс-патронташ, достал патрон, начал рассеянно вертеть его между большим и указательным пальцами левой руки.

— Еще один вопрос, если ты не возражаешь. А потом мы пойдем своей дорогой, а ты — своей.

— Так спрашивайте, — Кинг посмотрел на третью вскрытую банку, затем вылил остаток пива в раковину, на лице читалось сожаление.

— Это ты написал «Темную Башню»?

Эдди вопрос показался бессмысленным, но глаза Кинга вспыхнули, он ослепительно улыбнулся.

— Нет! И если я когда-нибудь напишу книгу о том, как писать книги, а я, вероятно, могу ее написать, потому что учил этому, прежде чем полностью не ушел в писательство, то в ней так и скажу. Ни «Темную Башню», ни любую другую, по большому счету, нет. Я знаю, есть писатели, которые действительно пишут, но я не из их числа. Фактически, когда меня покидает вдохновение и перестают появляться новые идеи, история, над которой я работаю, обычно превращается в дерьмо.

— Я никак не возьму в толк, о чем вы говорите, — вставил Эдди.

— Все равно, что… эй, ловко, однако!

Патрон, который катался взад-вперед между большим и указательным пальцами, вдруг легко закувыркался по тыльной стороне руки, отправившись на прогулку от указательного пальца к мизинцу Роланда, потом двинулся обратно.

— Да, — согласился Роланд, — ловко, не так ли?

— Так вы загипнотизировали Джейка на дорожной станции. Чтобы заставить вспомнить, что его убили.

«И Сюзан, — подумал Эдди. — Так он загипнотизировал и Сюзан, только ты об этом еще не знаешь, сэй Кинг. А может, знаешь. Может, где-то глубоко внутри ты знаешь все».

— Меня пробовали загипнотизировать, — продолжил Кинг. — Один парень вытащил меня на сцену во время ярмарки в Топшэме, когда я был подростком, и попытался заставить кудахтать, как наседка. Ничего у него не вышло. Это случилось примерно в то время, когда умер Бадди Холли. И Большой Боппер. И Ритчи Валенс. Тодана! Ах, Дискордия!

Внезапно он замотал головой, словно хотел прочистить ее, и перевел взгляд с пляшущего патрона на лицо Роланда.

— Я только что что-то сказал? — спросил он.

— Нет, сэй, — Роланд смотрел на пляшущий патрон, мотающийся, как маятник, поперек тыльной стороны руки… и, естественно, глаза Кинга тоже вернулись к патрону.

— Что происходит, когда вы работаете над историей? — спросил Роланд. — К примеру, моей историей?

— Она просто приходит ко мне, — голос ослабел, его обладатель все глубже погружался в свои мысли. — Она врывается в меня, это мне нравится, а потом выходит наружу, когда я шевелю пальцами. Никогда не выходит из головы. Выходит из пупка… или откуда-то еще. Был один редактор… Я думаю, это Максуэлл Перкинс [91] Перкинс, Максуэлл Эвартс (1884 — 1947) — литературный редактор издательства «Чарльз Скрибнерс санс». Стал известен благодаря работе с такими писателями, как С. Фицджеральд, Э. Хемингуэй, Т. Вульф, Дж. Джонс и У. Черчилль (которому он предложил написать историю англоязычных народов) … так он назвал Томаса Вульфа…

Эдди понимал, что делает Роланд, знал, что вмешиваться — идея не из лучших, но ничего не смог с собой поделать.

— Роза, — вырвалось у него. — Роза, камень, ненайденная дверь.

Кинг просиял от удовольствия, но его глаза не оторвались от патрона, по-прежнему пляшущего между пальцами Роланда.

— В действительности, это камень, лист и дверь, — ответил он. — Но роза мне нравится еще больше.

Гипноз сработал на все сто. Эдди подумал, что он буквально слышит чмокающие звуки, с которыми утекал контроль Кинга над собственными разумом и телом. И тут у Эдди мелькнула мысль, что в этот критический момент такой пустячок, как телефонный звонок, может изменить судьбы мира. Он поднялся и очень осторожно, стараясь не шуметь, пусть и болела раненая нога, направился к висевшему на стене телефонному аппарату. Обмотал провод вокруг руки и оборвал, с силой дернув.

— Роза, камень, ненайденная дверь, — согласился Кинг. — Такое мог написать Вульф, все так. Максуэлл Перкинс называл его «божественный воздушный колокольчик». Ты ушел, и как печалился по тебе ветер! Все эти забытые лица! О, Дискордия!

— Как пришла к тебе эта история, сэй? — тихо спросил Роланд.

— Я не люблю все эти Новые века… мерцающие магические кристаллы… толстенные тома, в которых нет ничего, кроме пустоты… но они называют это направлением, и это… какие при этом ощущения… как что-то в канале…

— Или на луче? — спросил Роланд.

— Все служит Лучу, — ответил писатель и вздохнул. Вздох этот ужасал своей грустью. И Эдди почувствовал, как по его спине побежали мурашки.

Стивен Кинг стоял в колонне пыльного послеполуденного солнечного света. Свет падал на его левую щеку, краешек глаза, ямочку в уголке рта. Свет выбеливал каждый волосок бороды, который оказывался на его пути. Кинг стоял в колонне света, и оттого смутный черный ореол выделялся более отчетливо. Дыхание его замедлилось, до трех-четырех вдохов в минуту.

— Стивен Кинг, ты меня видишь? — спросил Роланд.

— Хайл, стрелок, я вижу тебя очень хорошо.

— Когда те впервые увидел меня?

— Лишь сегодня.

На лице Роланда отразилось удивление, приправленное раздражением. Он явно ожидал услышать другое. А Кинг продолжил.

— Я видел Катберта, не тебя, — пауза. — Ты и Катберт ломали хлеб и разбрасывали под виселицей. Это есть в уже написанной части.