Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

Она улыбнулась и разжала пальцы.

Семейная усыпальница Керморванов была устроена в подземном этаже той самой башни, верхняя часть которой представляла собой часовню. Никогда прежде Рено не доводилось бывать в склепе, и все потому, что он боялся мертвецов. Обычные дети любят бояться, так что склеп с покойниками для них самое заманчивое место, особенно по ночам.

Но Рено испытывал такой дикий ужас перед смертью, что даже носа в подземелье не казал. И не было рядом с ним приятеля-ровесника, который подзадоривал бы его и в конце концов принудил бы совершить этот поступок.

И вот все переменилось.

Когда Стелла вернулась, вся в пене и без всадницы, на поиски мадам Мари бросились все обитатели замка. Один только Рено остался у себя в комнате. Он знал о том, что случилось, еще до того, как мадам Мари принесли в Керморван. Кроме того, он был занят: записывал рассказ о своей встрече со старым сеньором из Рюстефана.

Потом к Рено заглянули и сообщили новость. Он отложил перо и спустился в зал для приемов, где находилась теперь Мари.

В первое мгновение ему показалось, что это вовсе не его мать. Какая-то юная девушка в зеленом платье, с рассыпавшимися бусинами в косах. Руки у нее были сложены под грудью и связаны в запястьях, и Рено поймал себя на том, что не может отвести взгляда от этой груди, свежей и дерзкой под платьем.

Но потом он перевел взор на ее лицо и вздрогнул. Лицо было старым и злым, и улыбка, застывшая на нем, казалась ядовитой.

Капеллан подошел к Рено со словами утешения. Юноша терпеливо выслушал их, хотя ни одного не понял. Свобода, пришедшая к нему вместе со смертью матери, показалась Рено чрезмерной: он боялся потеряться в ее бескрайних просторах. Но он стерпел первые мгновения ужаса, а следующие оказались уже легче.

— Да, — сказал Рено, немного невпопад. — Несомненно, мы похороним ее в склепе.

Так Рено впервые в жизни спустился под землю. Всю его компанию составлял один коптящий факел — из почтения в горю молодого сеньора слуги и капеллан оставили его в одиночестве. Рено быстро прошел по круглому залу, где стояли каменные гробы, и зажег все факелы, какие только увидел на стенах, и в их огне беззвучно сгорела паутина, выросшая здесь за годы запустения.

Рено остановился в центре помещения. Гробы окружали его. Он подумал: «Я — точно пастух камней».

Он представил себе, как его предки лежат там, в глубине, и как сквозь их тела прорастают корни деревьев и трав. И, коль скоро он вообразил себя пастухом камней, то и начал пасти свое стадо и для начала подошел к гробнице сира Эрвана, того самого, что положил начало проклятию рода Керморванов.

Рено остановился и опустился перед надгробием на колени. Серый ноздреватый камень был совсем близко от его глаз, и он видел каждую прожилочку, каждую пылинку, застрявшую в порах плохо обработанной поверхности. И Рено подумал о том безумном дожде, который исказил нечто в жизни сира Эрвана; но что именно это было и почему от этого умерла жена рыцаря из Рюстефана — осталось для Рено неизвестным.

Он прикоснулся лбом к камню и ощутил ледяной холод, от которого узлом скрутило душу в груди.

Тогда Рено встал и перешел к следующему камню, под которым покоился его отец, сир Гварвин. О Гварвине говорили, будто он был веселый и слишком любил своих друзей, своих охотничьих птиц и коня по имени Звезда. Всего этого лишила его дама Мари, а под конец отобрала у него и самую жизнь.

Надгробие сира Гварвина было темнее, чем у Эрвана, и, как ни странно, поросло крохотными кружевными лишайниками. И когда Рено коснулся камня ладонями, он ощутил тепло, и тотчас ледяной холод, поселившийся было в его душе, отступил.

Рено наклонился и положил щеку на могилу своего отца, и лишайники ласково погладили его кожу.

Дама Мари лежала под плитами пола; для нее высекали особое надгробие — с изображением спящей дамы с молитвенником и подушечкой для коленопреклонений в руках; таково было желание ее сына. Но пока этого не сделали, место упокоения Мари оставалось без всякого памятного знака.

Рено бережно переступил через эти плиты, чтобы ничем не потревожить покой своей матери. Теперь, когда она умерла, он начал испытывать к ней подобие добрых чувств, и, следует признать, особенную благодарность он ощущал по отношению к ней именно за то, что она покинула сей бренный мир.

За выстроенными в круг надгробьями имелась ниша, никак не освещенная, и Рено со своим факелом решительно заглянул и туда.

Навстречу ему брызнули искры золотого света. Рено даже зажмурился поначалу, такими яркими они были. Потом осторожно поглядел на них сквозь ресницы. Нет, он не ошибся: там, в нише, нечто горело ослепительным живым золотом.

Рено подошел ближе и опять опустился на колени.

Перед ним был еще один гроб, над которым виднелась полустертая надпись, высеченная прямо в камне стены:

«Сибильда де Керморван».

Больше ничего прибавлено не было. Не было даже знака креста.

А из-под земли, оплетая большую каменную плиту, росли золотые волосы. Их вьющиеся пряди струились по полу, точно лозы. Выбравшись на поверхность, они сцеплялись друг с другом, так что вся могила была покрыта огромным блестящим клубком.

Рено осторожно дотронулся до волос. На ощупь они были прохладными и совершенно живыми. Ему даже показалось, что он видит, как они растут.

Рено вынул из ножен кинжал и бережно отрезал одну длинную тугую прядку, которую свернул браслетиком и сунул себе за пазуху. Потом поцеловал золотую гробницу, встал, погасил все факелы по очереди и выбрался наружу.

Теперь сир Рено совершал долгие конные прогулки верхом на Стелле. Лошадка оказалась на диво послушной и преданной; она не жаловалась на тяжесть всадника — бежала себе по вересковым пустошам, бродила вместе с Рено по полосе прибоя и, кажется, как и он, погружалась в невнятные грезы.

Каждый раз они видели какое-нибудь новое чудо. Иногда Стелла улавливала волнующие запахи; она раздувала ноздри и нежно, тихо ржала. Тогда Рено останавливался, спрыгивал с седла и целовал Стеллу в звездочку на лбу.

Но в тот день первым заметил чудо Рено и тотчас направил Стеллу туда, где ожидало их нечто неожиданное и любопытное.

Посреди вересковой пустоши вырос шатер. Это был небольшой, но очень богатый шатер, шелковый, с вымпелом наверху и копьем, воткнутым в землю перед входом. На копье висел щит с той же эмблемой, что была на вымпеле: вооруженная голубка.

Птичка выглядела потешно: на горле встопорщенные перышки, нежный клюв воинственно повернут в профиль, на выпяченной груди — кираса, а в согнутом наподобие руки крыле — меч.

У Рено не было копья, чтобы постучать в этот щит, как велел вычитанный в книгах обычай, поэтому он просто подобрал с земли камушек и запустил им в щит. Раздалось гудение, и тотчас из шатра вышел юноша.