Брайан Дэвис - Слезы дракона

Бонни закусила нижнюю губу.

— Н-ну… у нас дома так принято.

Выпрямившись, Доркас положила руку на голову Бонни, коснулась ребром ладони своей переносицы, после чего сделала отметку на грифельной доске.

— То есть там, откуда вы родом, женщины одеваются как мужчины?

Бонни прищурила глаз.

— Наверное, кое о ком можно так сказать, но они при этом остаются женщинами.

Доркас сунула грифельную доску под мышку, обхватила пальцами талию Бонни и кивнула:

— Платье, которое вам так понравилось, отлично подойдет вам. — Повернувшись к Билли, она профессиональным движением положила ему руку на плечо. — Хм… Широкоплеч и силен. Мне нравится. — Повторив метод, которым она измерила рост Бонни, она убедилась, что Билли почти с нее ростом, и черкнула еще одну заметку на доске. — Вы и Ремус одного роста. Костюм, который я делала для него, будет вам как раз впору.

Билли наклонился, пытаясь прочесть заметки на грифельной доске.

— А как же сам Ремус? Разве он не придет за своим костюмом?

— Нет. — Доркас порылась в кармане. — Пришла его жена, расплатилась и попросила меня сшить костюм, чтобы отдать его бедным. Она сказала, что с тех пор, как он стал ходить в театр, из скряги превратился в филантропа. — Доркас вытащила наперсток и надела его на палец. — Он спустил почти все, что у него было.

— В театр? — переспросил Билли. — А что там играли?

Доркас прищурилась.

— Играли?

— Н-ну… что там показывали? Какие пьесы, которые обычно показывают в театре?

— Ох, — отмахнулась Доркас, — это совсем не такой театр. Я слышала, что в свое время он был настоящим театром, но сейчас превратился в зал ожидания.

— В зал ожидания? — удивился Билли. — И чего же люди там ждали?

Доркас покраснела. Она посмотрела в окно и снова перевела взгляд на Билли.

— Однажды, — понизила она голос, — когда он был еще настоящим театром, в самом конце пьесы непонятно откуда появился пожилой джентльмен… словно призрак, выплывший из моря красного тумана. Он сообщил аудитории, что когда-нибудь в театр явится король и подарит всем хорошую жизнь. — Из ящика конторки она извлекла катушку черных ниток и отмотала пару футов, каждые несколько секунд поглядывая в окно. — Но ходить в театр могли только те люди, которые хотели изменить свою жизнь. Вот я и думаю, что они решили поверить старику и дождаться появления короля.

Билли мельком глянул в окно. Никого.

— Много ли приходит людей, и как долго они там остаются?

— Я бы сказала, что постоянно бывает человек двадцать, иногда больше. Они приходят ко времени, обозначенному на афише, и проводят там примерно три часа. — Доркас ловко продернула нитку в игольное ушко. — Ждут в темном зале. Обычно не говорят ни слова, затем уходят и пытаются компенсировать потраченное время какой-нибудь нормальной работой, хотя, выходя, чувствуют себя очень усталыми.

— Значит, и вы ходите в этот театр? — спросил Билли.

— О нет, — засмеялась Доркас, хотя в ее голосе чувствовалась какая-то нервность. — Я всего лишь рассказала вам то, что слышала. Да, несколько раз я пробовала, но получалось так, что, когда я подходила к дверям, у меня на пути словно вставала невидимая стена. Соседи по очереди пытались помочь мне, но, что бы мы ни делали, стена меня не пускала. — Она всплеснула руками. — Я была вроде как единственная паршивая овца в стаде.

— Странно, — сказал Билли, посмотрев на Бонни.

Она грустно покачала головой.

Билли кивнул на двери:

— Вы можете рассказать мне, где этот театр?

Доркас, повернувшись лицом к окну, пальцем стала рисовать в воздухе направление.

— Выйдите из моего магазина и поверните налево, через два квартала снова налево, а затем в первую улицу направо. И сами его увидите.

— Спасибо. — Билли вынул бумажник и попытался отделить друг от друга отсыревшие банкноты. — Ага… какого рода деньги вы предпочитаете?

— Костюм для вас бесплатный. Как я уже сказала, Ремус хотел отдать его бедным. — Она снова смерила его одеяние с головы до ног. — И я думаю, вам он подойдет.

— Ладно, — засмеялся Билли. — Не буду спорить. — Он вытащил двадцатку, две десятки и пару купюр по одному доллару. — Сколько за платье Бонни?

— Обычно мы пользуемся бартером, — сказала Доркас, с интересом рассматривая деньги. — Кое-кто использует монеты из драгоценных металлов, но я с такой валютой не знакома.

Билли положил руку на конторку.

— Мне нечего предложить на бартер. — Он заметил, что ее взгляд не отрывался от его кольца, отцовского кольца, и прикрыл его другой рукой. — Это я не могу продать. Оно принадлежит моему отцу.

Доркас улыбнулась и покачала головой:

— О нет, мой дорогой мальчик. Я не покушаюсь на твое кольцо. Оно восхитило меня. Как я говорила, мы тут не видели белых камней. — Она взяла десятку и две однодолларовых купюры: — Этого будет достаточно, — сняла с вешалки костюм и, протянув его Билли, кивнула на коридор в задней части помещения. — Там примерочные. Девушке налево. Вам направо. Там же найдете рукомойники. Когда закончите, выходите, я посмотрю на вас. Захватите и ваши старые костюмы, я их постираю.

После нескольких примерок Доркас кое-что подшила, и Билли и Бонни обрели отличную новую одежду. Билли повернулся так и этак, чтобы посмотреть, не длинны ли рукава и хорошо ли облегает грудь его новый жилет на пуговицах. Бонни в простом голубом платье, которое подчеркивало цвет ее голубых глаз, с блестящими светлыми волосами, над которыми сиял еле заметный ореол, была просто божественно красива.

— Вот теперь вы выглядите как достойный молодой джентльмен, — сказала Доркас, приглаживая на Билли лацканы пиджака. — И эта оксфордская рубашка… — У нее сел голос.

— Что-то не так? — спросил Билли.

Доркас помотала головой и проморгалась, словно отгоняя туман от глаз.

— О, ничего. — Помолчав, она вздохнула и одернула жилет Билли. — Не знаю, почему я вам это говорю, но доводилось ли вам слышать слово, которое поражает вас, потому что когда-то казалось очень важным… но вы не можете понять почему?

— Думаю, что да. — Билли коснулся пальцем виска. — Вроде как в голове звучит мелодия, но ты никак не можешь вспомнить слова.

Доркас оборвала нитку на жилете.

— Может, и как мелодия, но я думаю, что это, скорее, похоже на эхо. Слово «Оксфорд» снова и снова отдается эхом у меня в голове. Такое чувство, что эта рубашка стала моей любимой, и я могу раз за разом повторять ее название. Представления не имею почему. — На глазах у нее выступили слезы, и она вытерла их. — Ну не старая ли, глупая идиотка! Посмотрите на нее — плачет из-за рубашки!

Бонни взяла ее за руки:

— И вовсе вы не глупая. Должно быть, вы потеряли мужа.

— Мужа? У меня его не было. Я просто глупая старая дева, которая слишком много наболтала.