Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере

Ноктурнус решил, что это соседи плохо следили за своим табуном, и их лошадь следует за его собственными — другого объяснения он не находил. Он попробовал подозвать животное, как зовут лошадей, дабы не оставлять его в лесу.

Появившийся на свист Всего-навсего-конь заставил пастушка охнуть от испуга и удивления. Животное, если его можно было так назвать, было иссиня-черной масти, ростом — настолько высоким, что казалось одиннадцатилетнему Ноктурнусу едва ли не со слона величиной, даром что демонический конь был сухопарый, словно скелет, обтянутый кожей. У него были невообразимо длинные тонкие ноги — если бы нашему пастушку довелось видеть работы Дали — он наверняка бы отметил сходство с чудовищами, населявшими картины мэтра. Копыта демона были остры, словно бритвой они срезали траву и мелкую опавшую наземь ветошь, по которой ступал Призрачный конь. На крутой шее проступала сеточка вен, красноватые ноздри его трепетали, равно как и редкая грива на ветру. Раскосые черные глаза, смотревшие на пастушка с почти человеческой разумностью, окончательно утвердили Ноктурнуса в мысли, что перед ним — Демон.

Такого чудовища он не видел не то что у соседей — во всей округе; однако даже попытался приблизиться к тому и схватить за оборванные поводья. Но демон, всхрапнув и неестественно изогнувшись, отпрыгнул в сторону, острыми копытами взрыв землю под собой.

Юноша еще некоторое время стоял, зачарованно глядя приблудившемуся коню-демону прямо в глаза, пока, наконец, не вспомнил, что пора домой. И только он собрал своих лошадей, как демон ураганом пронесся мимо, словно полночный Ветер, разбив ноктурнусовский табун, разогнав по рощице. Призрачный конь, как заправский пастух, отделил четырех кобылиц и унесся с ними прочь во Тьму.

Ноктурнус проклинал себя за то, что позволил этому чудовищному коню приблизиться к табуну, за то, что он вообще подозвал его, вот только моральное самобичивание не помогло ему отыскать кобылиц.

Дома отец устроил ему такую взбучку за пропавших лошадей, какой Ноктурнусу и не снилось. Он сжался в углу кухни, прикладывая к синякам кружку с ледяной водой из колодца, а отец все еще отчитывал его. Братья ели за дубовым столом молча — они никогда не вступались за «папиного сыночка».

— Если кобылицы не найдутся, будешь отрабатывать за них, как раб, где хочешь, — кричал отец, сделавшийся уже красный, как рак.

— Ну что там, Маэль, не вернулись они? — Совсем другим тоном спросил он старшего сына, и выглядывая в окно.

— Все уже вернулись, а четырех кобылиц нет, — ответил тот, косясь на Ноктурнуса.

Мальчик грустно вздохнул. Что же теперь с ним будет?

Отец не разговаривал с ним несколько дней, но человек он был отходчивый, потому все же простил сына; хотя с тех пор иногда и позволял себе сказать в его адрес что-нибудь резкое, или же ни с того ни с сего дать подзатыльник — Ноктурнус понимал — это за пропавших кобылиц.

Прошло чуть меньше месяца, и кобылицы одна за другой сами вернулись в родное стойло, несказанно обрадовав главу семьи. На радостях он даже сделал горе-пастушку подарок.

— Это тебе, — вручил он младшему сыну ножны с небольшим кинжалом, украшенным лазуритом, лук и небесно-синий колчан с серебряными стрелами. — Нужно уметь постоять за себя и свое добро, кто бы ни был твой обидчик.

— Ну зачем тебе лошадь?

Гард на секунду высунулся из-за куста, с которого свисала прядями настоящая белесая шерсть, какую отращивают на себе некоторые кактусы. Удостоверившись, что знакомый нам «Золотой клен» как стоял, так и стоит, и содрогаясь всем телом от ночного холода, Като раздвинула волосатые ветви куста, в котором они сидели, пытаясь согреться, и взглянула оценивающе на четыре лошади на привязи у лесного трактира.

— На своих двоих мне ни от хищников, ни от волколаков не уйти. Тебе в этом смысле хотя бы повезло с твоим каракальим телом, — ответила она, растирая окоченевшие пальцы о, как она думала — шерстяной куст, а на деле — шкуру кота. Гард, не ожидавший прикосновений, отскочил резко в сторону и приземлился на сухую трескучую ветку. Цепные псы на привязи у «Клена» оскалились и зарычали.

— А с ними что будем делать? — спросил кот, наблюдая, как псины позевывают, обнажая пасти, полные желтоватых зубов.

— О них я уже подумала.

— Значит, можем начинать? — Он заерзал, пытаясь устроиться удобнее, ибо опавшие прошлогодние ветви впивались в шкуру. Гард с тоской посматривал на огромный светящийся прямоугольник — вход в «Золотой клен». Дверь его была настежь открыта, дабы проезжающие соблазнялись дьявольски-прекрасным ароматом тушеного с базиликом окорока, а также ночлегом на мягких теплых перинах.

— Честно говоря, я всегда была против воровства, — донеслось до него бормотание Като.

— Като, выбирай коня и вперед, исповедоваться будем после, — торопил ее Гард, раздраженный благоуханием чужого ужина.

— Да вот я думаю… я в них не очень разбираюсь…

— Что тут думать? Вон тот черный с краю самый большой и жирный, тьфу, то есть сильный, да, — запах окорока в травах заполнил собой все сознание кота, мешая думать о чем-либо другом.

— Я на него и забраться не успею, как он меня сбросит, — невесело усмехнулась Като.

— Ну так какого ты выбрала? — Вклинился в ее неторопливые раздумья кот.

— …Вон тот в пятнах с белыми ногами слишком заметный… Остается еще две лошади. Но они почти одинаковые…

Гард прыснул от смеха.

— Нечего сказать, один конь, другая — кобыла. Разницы — никакой.

— Я не об этом, — возразила девушка. — Они из одной конюшни, на них тавро и смотри, даже сбруя одинаковая.

— Като, какая разница, что на них и откуда они, давай, поднимайся, я скоро приросту здесь к земле, как этот шерстяной куст.

Гард не стал больше дожидаться указаний своей компаньонки и затрусил рысцой к привязи. Цепные псы, завидев его, подняли оглушительный лай. Но глядя, как псины захлебываются слюнями, Гард не остановился. Он приближался к привязи с лошадьми.

Като с досады ударила по земле кулаком.

— Вот дурак…

А кот уже тянул за поводья гнедого коня с тавром, пытаясь развязать узел на них. Конь шарахнулся в сторону, узел затянулся еще больше. Псы уже не просто лаяли, они бесновались, как черти, облитые святой водой, прыгали, пытаясь дотянуться до кота и сорваться с привязи, мешавшей им сделать это.

На пороге «Клена» вдруг появился высокий мужчина с арбалетом в руке. Он нацелил оружие на Гарда, все еще увлеченного дерганьем за поводья. Человек, что-то крикнул коту, Като не расслышала, что именно, и тот, поджав хвост и оставив коня в покое, попятился назад. Однако незнакомец и не думал сменить гнев на милость и опустить оружие.