Хиль де Брук - Чумная крыса

Часть 1.

За всю свою жизнь Эдвард Поуп ни разу не бывал в комнате допроса.

И вот он сидит на стуле с жесткой спинкой лицом к зарешеченному жалюзи окну, через которое проникают лучи света, и ждет. Ждет прихода комиссара, нервно разглаживает двумя пальцами лоб, словно это поможет ему избавиться от несущественных морщин. Он хочет нажать на кнопку вызова. Она здесь, прямо на столе цвета крепкого кофе, стоит только протянуть руку, напомнить им о себе. Сколько уже прошло? Десять? Пятнадцать минут? Может все тридцать. Поуп поймал себя на мысли, что томительное ожидание, должно быть, входит в список процедур, применяемых на допросах ОБПЧ. Иначе к чему этот фарс?

Помимо кнопки вызова на столе были кувшин с водой и пустой стакан. Их принес один из сотрудников отдела, сопровождавших мужчину. Крепко сложенные, неразговорчивые атлеты в серых костюмах с изображением эмблемы Отдела по борьбе с проявлением чувств и шевронами детективов-оперативников. Оба – гордость нации, идеальные носители генофонда Соединенных Штатов Северной Америки. Лет шесть назад Поуп мог бы сказать, что и за ним выстроится очередь из вероятных любовниц, расчетливо решивших присвоить себе его фамилию и совместный быт, но после смерти супруги он не искал серьезных отношений. Семнадцать с половиной лет брака достаточно для того, чтобы пожить для себя, ни с кем не согласуя и не корректируя график отпусков, планов на выходные и необходимости проявлять установленный минимум знаков внимания ко второй половине. Их совместные дети к тому времени выросли и, закончив обучение, покинули дом Поупа. Его все устраивало. Офис в престижном районе с видом на Золотой Глаз (символ неусыпно бдящей системы правопорядка), квартира на Бёрнсет-стрит в верхнем уровне, где не каждый может позволить себе жилье, и дорогая машина нового поколения. Поуп зарабатывал достаточно, чтобы не испытывать сомнений в завтрашнем дне.

Но вот он здесь, посреди мрачного алтаря правопорядка, освещенного заходящим солнцем, и вся его жизнь вот-вот полетит к чертям.

В горле пересохло. Кувшин с водой маячил перед глазами, напоминая о заботе ОБПЧ. Нет, он не так глуп, чтобы поддаться на эту провокацию. Жажда – естественна, нет ничего предосудительного в том, чтобы утолить физическое желание. А вот если рука дрогнет? Стук стекла о стекло, расплесканная мимо влага. Конечно, им достаточно нацепить на руки датчики и измерить пульс, уровень потоотделения, но никто не даст им такого права, пока не предъявлено официальное обвинение. Сейчас его нет. Дознаватель, где бы его ни носило, запаздывает, оттягивая тем самым этот момент и ограничивая полномочия собственного отдела. Или рука не дрогнет, но Поуп не был уверен в этом на все сто. Он не готов был так рисковать. В чем бы его ни обвиняли, он не станет забивать гвозди в крышку своего гроба.

Дверь за спиной Поупа хлопнула и в комнату, огибая стул, на котором он сидел, и стол, чеканя шаг каблуками, вошла женщина. То были не точеные шпильки и не устойчивые каблуки туфель, изящно подчеркивающих ноги и фигуру в целом. Шнурованные ботинки с небольшой платформой, чтобы быть чуть выше, но крепко стоять на земле. Мужчина невольно скользнул взглядом по крепким ягодицам в темно-синих штанах. Он представлял себе кого-то вроде тех парней, что сопровождали его, и был несколько удивлен. Удивление – эмоция, входящая в список разрешенных на территории СШСА, это не было нарушением, и все же Поуп быстро совладал с собой.

Женщина пренебрегала уставной серой формой. «У нее должны быть на это веские причины. Или она не коп? Может, секретарь, будет протоколировать предстоящую беседу?» – думал Поуп, наблюдая за ней. Предположение он тут же отмел. На стол вместе с его делом лег диктофон. Женщина бросила их небрежно, почти швырнула, подтянула брюки на бедрах и опустилась в кресло.

Белая рубашка, закатанные до локтей рукава, подтяжки в тон брюкам и густо подведенные черным глаза. Голубые – зачем-то отметил про себя мужчина, словно это могло повлиять на ход его дела, и перевел взгляд на папку. Вроде бы тонкая. Конечно, он ведь ничего такого не нарушал, чтобы она отрастила увесистое брюхо. А дознаватель, меж тем, поправила волосы цвета красной охры, прочесав пальцами ото лба к затылку, и включила диктофон

– Шестнадцатое ноября, 2122 год. Ведется допрос Эдварда Поупа по делу о проявлении чувств. Допрос ведет капитан полиции отдела ОБПЧ Мелоди Сприн, – проговорила она, не поднимая взгляда, прежде чем обратилась к мужчине напротив. – Итак, мистер Поуп. Вы понимаете, почему здесь оказались?

Вот так, просто. Капитан смотрит на него сквозь завесу густо накрашенных ресниц, слегка приподняв бровь, и ее голубые глаза пусты и беспристрастны. Так предписано протоколом или это профессионализм, выработанный годами работы?

– Я не понимаю, – сказал Поуп, не найдя ничего лучше. – Будьте любезны, объясните, в чем моя вина.

Могло показаться, что он излишне напорист, но голос так же бесцветен, а тело, если и напряжено, то лишь самую малость, обозначенную гражданским кодексом допустимой. Поуп знал свои права, он ведь не совершал ничего такого, чтобы привлечь внимание полиции, и тем не менее.

Капитан приподнимает подбородок, чтобы кивнуть, и раскрывает папку. Диктофон все пишет, запоздало понимает мужчина. Все, что он скажет, будет использовано против него в суде, думает он, так к месту вспомнив фразу из фантастического фильма.

– Где вы были двенадцатого октября? Чем занимались? Попробуйте восстановить день в мельчайших подробностях.

– Что? Двенадцатое? – зачем-то переспрашивает Поуп. – Кажется, это была пятница?

– Пятница, – кивает Сприн, придвигается ближе, сцепив пальцы в замок, и глядит на него из-под завесы густо накрашенных ресниц. – Итак, вы проснулись. Что было дальше?

Это был рабочий день. Эдвард Поуп большую часть времени проводил в офисе или вне его, решая вопросы компании. Он мог допоздна засиживаться в кабинете, позабыв который час. Эванжелина, секретарша, дважды за день варила ему кофе и непременно интересовалась, нужно ли что-нибудь еще, перед тем как отправиться домой к семье и детям. Она была красива, умна и изобретательна в сексе, к тому же статус замужней женщины предполагал, что ее устраивает положение дел.

Двенадцатого октября Поуп проснулся раньше будильника. Сперва мужчина решил, что в настройках что-то сбилось, и он проспал. Небо за окном ослепляло синевой с хаотичными мазками розового – окрашенных рассветными лучами облаков. Залюбовавшись видом, открывавшимся сквозь стекло, мужчина подумал о том, как давно не поднимал головы вверх. Вроде бы вот оно, небо напротив, открывается с высоты первого уровня, окутывает собой сияющий купол Золотого глаза. Почему не взглянуть на него украдкой в часы рассвета или заката, когда удается попасть домой прежде, чем солнце скроется за чередой небоскребов самого сердца мегаполиса?