Алёна Алексина - Игра со Зверем

Поразмыслив, опекунша решила, что её необыкновенной девочке сам бог велел носить необыкновенное имя, а тут ещё так удачно нашелся подходящий «близнец» — и мистика тебе, и женственность, и значение. Так дочка стала Касей, а впоследствии Кэсс. Когда же пришло долгожданное совершеннолетие, девушка, недолго думая, решила придать домашнему прозвищу статус официального. Это стоило неоднократных походов в ЗАГС, написания заявлений и оплаты скольки-то рублевой госпошлины. В общем, мелочи, в сравнении с тем, как плакала, растрогавшись, мама Валя. И как такое объяснишь кому-нибудь?

— Кась, — Ленка таки взялась за салфетки, — чего ты сегодня злая-то такая?

— Не выспалась, — отрезала напарница.

Кошмар про монету был первый за последние недели, и душа места не находила.

А, может, просто пора лечиться? Добровольно сдаться в больницу имени Кащенко, принимать пилюли, подставлять мягкое место под уколы, смотреть на всякие странные картинки и беседовать с сострадательным доктором? Кэсс даже заулыбалась — такой дурацкой показалась ей эта перспектива. Впрочем, улыбка быстро растаяла. Проклятый демон не давал покоя! Она вспомнила последние сказанные Амоном слова, и в сердце кольнула холодная игла. Всплыл в памяти страшный взгляд, никак не сочетающийся с вкрадчивой человеческой речью и теплым дыханьем у её виска. Похолодев, Кассандра поняла, что воспоминания балансируют на грани ужаса и наслаждения. Руки задрожали.

— Эй, ты чего? — удивленно спросила Ленка, глядя на катящуюся по полу солонку, — хорошо хоть, не разбилась.

Рассыпать соль — плохая примета… Господи, да куда уж хуже-то! Кэсс побрела в кладовку за веником.

Похоже, соль и впрямь рассыпалась не к добру. Кэсс едва доработала смену: мутило, лихорадило и корчило, словно злобный зверек пытался прогрызть плоть, чтобы вырваться наружу.

В квартиру девушка вошла уже на автопилоте. Захлопнула дверь и без сил рухнула на пол. Боль побеждала. Ах, мама Валя быстро набрала бы в шприц какой-нибудь но-шпы или анальгина и ввалила бы так, что полноги отнялось. Зато потом обняла бы, положила на живот теплую грелку и долго гладила по голове — пока боль не отступит, посрамленная совместными силами любви и фармацевтики. Но мамы больше не было. А сама себе Кэсс не сделала бы укол при всем желании — даже просто разогнуться и доковылять до кровати не могла.

Тянущие спазмы стали нестерпимыми.

— Помоги… Хоть ты помоги, сволочь бездушная… — всхлипнула девушка, сворачиваясь калачиком на полу прихожей.

Кого она просила сейчас о помощи? Вообще-то взывания к воображаемому демону — верная шизофрения. Но ведь и к собственному безумию можно привыкнуть. А уж если умолять о подмоге, так кого-то конкретного. Хотя… умереть бы уже, наконец, только не корчиться вот так — на старом линолеуме тесной малометражки.

Горячая рука легла на лоб, убирая с лица потные волосы. Исполненные муки карие глаза встретились с прозрачными голубыми.

Он смотрел изучающе, словно впервые видел физическое страдание. Кэсс всхлипнула, понимая, что помощи ждать бессмысленно, единственный бонус от его появления — умереть не в одиночестве, а под присмотром.

Новый приступ режуще-рвущей боли скрутил девушку. Она закрыла глаза, готовясь кануть в Вечность, но вместо этого куда-то поплыла.

Мелькнул хорошо изученный потолок, обклеенный дешевыми пенопластовыми плитками, скрипнула распахнутая небрежным пинком дверь в зал, мягко хрустнул диван. Страдалица сжалась в комок, но сильные руки, легли на плечи и заставили выпрямиться.

Она снова заплакала. Зачем он её мучает? Девушка инстинктивно подтягивала колени к груди, чтобы облегчить мучение, но получила хлесткий удар по голеням и вытянулась, как солдат. Новый спазм затмил собой все предшествующие. С ужасом Кассандра вдруг осознала, что из ее тела рвется нечто свирепое и бесплотное. Сейчас её всю разорвет в клочки. Она опять попыталась съежиться, чтобы притупить страдание и снова получила отрезвляющий удар. На этот раз по бедрам. Закричала, но сильная ладонь зажала рот, и несчастная подавилась собственным воплем.

Амон не произносил ни слова. Ничего не говорил, не успокаивал, не угрожал. Тишину нарушала только жалкая возня страдающей жертвы. Тело билось на диване, не желая смиряться с противоестественной для его нынешнего состояния расслабленной позой.

Ничего не выражающее лицо склонилось над Кэсс. Демон поймал её безумный взгляд, и девушка затихла. С Бездной она могла бороться ещё меньше, чем с ним. Казалось, её боль пьют через соломинку — медленно, вдумчиво. Кровь грохотала в висках, воздуха не хватало, руки демона казались каменно-тяжелыми, а глаза, в которых бушевала непроглядная Тьма, совсем утратили сходство с человеческими.

И вдруг боль исчезла. Полностью. От внезапно нахлынувшей пустоты у Кассандры закружилась голова, а тело будто налилось свинцом.

— Теперь все, — спокойно сказал Амон. И это были первые его слова с тех пор, как он появился в её квартире, — спи.

Ей бы — дуре — обрадоваться и уснуть с облегчением, но она поймала его за запястье и посмотрела с мольбой в голубые глаза:

— Ты не уйдешь?

Он уже собирался подняться на ноги, но в последний миг замер. Посмотрел по-прежнему без сочувствия, но во взгляде промелькнуло нечто похожее на удивление. Первое человеческое чувство в нечеловеческих глазах.

— А ты этого хочешь?

Девушка кивнула, все ещё удерживая мужчину за руку. Он мягко, но настойчиво высвободился.

— Не уйду. Спи.

Кэсс смотрела на Амона с продавленного старенького дивана, и сердце обмирало. Привычная квартира, казалось, стала меньше по площади, даже мебель словно ссутулилась — такой он был мощный, плечистый и как-то очень заполняющий собой пространство.

Демон сидел, слегка склонив светловолосую голову, руки, сжатые в замок, лежали на коленях, плечи расслабленно опущены, но отчего-то казалось, что сейчас в нём бушевала невидимая глазу сила, будто через человеческую оболочку рвался Зверь, выл и бился, но не мог найти выхода. На правом виске отчаянно пульсировала жилка. Это делало его почти человеком.

Кассандра снова коснулась широкого запястья. Этот сон перестал быть страшным, и сейчас девушка не боялась. Хотелось прикоснуться к нему, к своему давнему ужасу, ощутить его человеком, утратить последний трепет. Он вдруг ответил на прикосновение. Их пальцы переплелись, и необъяснимая истома нахлынула свинцовой тяжестью. Будто все те ночи, когда несчастная жертва мучилась бессонницей, разом навалились и смяли сознание.

«Как это смешно — уснуть во сне», — подумала Кассандра и провалилась в сладкую темноту. И только кончики пальцев, которыми она касалась Амона, пылали радостным теплом, как будто согретые над огнем. Наверное, он и был огнем…