Александр Бруссуев - Мортен, Охвен, Аунуксесса

— Да и был ты гораздо искусней в военном деле, чем сейчас.

Но Молчун не ответил. Может быть, оборотни в зверином своем состоянии теряют возможность к связной речи. Во всяком случае, он только глухо рычал, не предпринимая никаких попыток атаковать. Он, подлец, выжидал.

Вероятно, они бы в сражении стоили друг друга — человек и зверь. Никто не собирался уступать. Хотя, скорее всего, оборотень имел больше шансов на победу. Ведь простой меч вряд ли сможет остановить напор такого чудовища. Но какой ценой далась бы победа? Впрочем, если бы человеку удалось продержаться до того момента, когда властные посылы меркнущего лунного света вновь вернут оборотню людскую плоть, то исход схватки был бы под вопросом.

Но этого не произошло: викинг, не спускающий взгляда с монстра, оступился. Не мудрено: поляна — это не гладиаторская арена с ровным песочком под ногами. В следующий миг оборотень атаковал. Викинг еще успел полоснуть его по ребрам своим мечом, но был сметен ударом мощной лапы и подмят под себя громадиной туловища.

Последующее время было наполнено чавкающим звуком — новый оборотень насыщался. Первый раз в новом для себя обличье. Закончив с трапезой, он, обратив к небу окровавленную морду, восторженно взвыл. На настоящий рев чудовища, когда люди за полдня пути до него закрывают уши, а испуганные лошади обрывают уздечки, пока не было сил, да и опыта тоже.

Однако его услышали. Остатки некогда могучего племени, затерянные в просторах Земли поняли, что их стало на одного больше. И Молчун понял, что он не одинок.

Очнулся он, совершенно голый и измазанный кровью на берегу реки. Все происшедшее в памяти не сохранилось, зато исчезла ноющая боль от голода в желудке.

Тело горело, будто после хорошей бани. Молчун с наслаждением вымылся ледяной осенней водой, потом, подумав, нырнул. Вопреки ожиданиям, плавать было как-то дискомфортно. И дело было вовсе не в холоде, он-то как раз бодрил.

Вернувшись в лагерь, он переоделся и с удивлением обнаружил, что двух его друзей по былой дружине нет на своих местах. Занимался мутный осенний рассвет, начал накрапывать невесть откуда взявшийся дождик. Он разбудил торговый народ, порасспрашивал про потерявшихся товарищей, но никто ничего не знал. Только кто-то сказал, что посреди ночи слышал неясный крик то ли волка, то ли медведя. Молчун решил, было, отправиться на поиски, но народ засобирался продолжить путь. К вечеру они планировали добраться до места.

— Сам же ночью караулил обоз! Должен был видеть, куда твои кореша подевались! — укорили его.

Молчун согласно кивнул головой. Про то, что вся ночь у него выпала из памяти, да, вдобавок, он оказался под утро с головы до ног измазанным кровью, он, естественно, ничего не сказал. Может, повздорили они из-за чего-то. Из-за денег, что ли? Вопросы рождались, ответы — нет. К тому же спать хотелось просто ужасающе. Молчун махнул на все рукой и завалился спать: получив расчет, он вернется сюда, чтобы разобраться.

Но, заимев кое-какую наличность, возвращаться он не стал. Двинулся дальше в сторону германских лесов. Если бы кто-нибудь спросил, зачем — ответить бы он не смог. Его гнал инстинкт, потому что где-то здесь, в захолустье, Молчуна ждал невысокий, скорее, даже низкорослый, человек. Весь облик этого человека говорил о недюжинной силе: длинные толстые руки, доходящие чуть ли не до колен, мощные кривые ноги, широкие плечи. Выражение лица было таким притягательным, что люди, попадавшиеся навстречу, уступали ему дорогу, старательно отворачиваясь в сторону. Собаки — так те просто в обморок падали, даже натасканные на волков. Маленькие глаза, глубоко упрятанные под могучими валиками бровей, не имели никакого выражения при любой ситуации. Кроме одного — смерти. Если находился храбрец, который выдерживал взгляд этих глаз, то он, без всякого сомнения, был слепым. Лоб вообще отсутствовал, жесткие, как щетина, черные волосы начинались сразу же над бровями. Короче говоря, внешность полностью соответствовала тупому сукину сыну, как его мог вообразить любой творческий человек. Как бы он был удивлен, если бы ему довелось услышать, что этот неотесанный урод легко может разговаривать на десятке языков, и не может — на дюжине, потому что просто уже не найти собеседников, знающих загадочные ныне слова — все вымерли.

Вот этот вечно мрачный человек и ждал Молчуна на перекрестке дорог, одна из которых вела на заброшенное заросшее кладбище.

Молчун, снова снедаемый болью голода в желудке, решил, было, пройти мимо, но остановился рядом с этим коротышкой. Зачем он это сделал, он бы не объяснил.

— Пришел? — спросил незнакомец.

— А ты ждал? — ответил Молчун.

— Это ты ждал.

— Чего?

— А что позову тебя, дурак!

Молчун сглотнул, но в ссору не полез.

— Стало быть — это ты, — продолжил его собеседник. — Ладно. Придется тебе сказать несколько простых правил, которых следует придерживаться.

— Зачем?

— Чтобы выжить. Хотя, правильнее будет сказать: чтобы не прекратить свое существование.

Молчун ничего не сказал, только смотрел исподлобья. А незнакомец тем временем продолжил:

— Надеюсь, ты помнишь нашу с тобой первую и пока единственную встречу? После того, как вам датчане всыпали, как следует. В лесу ночью, у озера.

В глазах Молчуна отразился вопрос: хоть убей, но этого человека он не видел раньше никогда. Странного волка, неожиданно напавшего на него — он помнит. Больше никого.

— Ну-ка, присмотрись ко мне повнимательнее, — сказал незнакомец и встал под тень здоровенного куста. На улице и так по-осеннему было сумрачно, а теперь, шагнув в темноту, его собеседник, казалось, поглотился мраком. Хотя, глаза были видны хорошо: маленькие злобные красные, как у той твари в лесу. Напрягая свое зрение, Молчун с удивлением заметил, что еле угадываемые контуры человеческой фигуры временами меняются и становятся похожими на… Бог мой, на того монстра, с кем пришлось биться той памятной ночью.

— Да, да, не сомневайся — это я, — коротышка вновь подошел к нему. — Было такое племя на Земле, каждое полнолуние меняло свой облик на несколько ночных часов. Давным-давно. Ловили мы древних людей, которые кутались в шкуры, ели все, что попадало под руку, и отличались от прочего зверья лишь тем, что научились добывать и использовать огонь. Называли они нас саблезубыми тиграми и очень боялись. Года текли, люди распространялись по все Земле, потому что могли размножаться. А мы потихоньку вымирали, потому что такой способностью здесь, в этом мире, не обладали. Некоторых из нас уничтожали, хотя это было очень даже непросто. К чему я тебе все это говорю? Я — оборотень. И ты — теперь тоже, как это ни странно.