Андрей Дашков - Сборник Змееныш

Рядом со Стервятником голый прокурор, едва достававший ему до плеча, выглядел жалко и смешно, однако Венге сейчас ничто не казалось забавным. Она ждала, чем все закончится. У нее и в мыслях не было снова орать и звать на помощь охранников, ибо это означало бы скорый конец для Мальвиуса, а чуть позже — и для нее самой.

— Веди! — приказал Люгер, и Мальвиус, кривясь от того, что ступал по битому стеклу босыми ногами, подошел к почти незаметной двери и дрожащей рукой открыл потайной замок.

За дверью находилась святая святых этого огромного дома — комната без окон, отведенная под собрание редчайших образцов оружия. Прокурор обожал свой арсенал, который пополнялся на протяжении долгого времени и стал в его глазах чуть ли не бесценным.

Особенную привязанность он питал к земмурскому мечу, завлекавшему его в пугающие лабиринты и загадочные сновидения, манившему призраками нездешних ужасов и обещанием нечеловеческого могущества. Тщедушное тело и ненасытная душонка Мальвиуса трепетали, когда он думал о судьбах рыцарей, владевших когда-то пленяющим разум клинком, об отрубленных им головах, об адском месте, в котором был выкован меч — выкован из металла невообразимой древности, добытого из упавшего с небес камня, и закален в крови жутких созданий…

И вот ему предстояло расстаться с мечом после стольких лет мистической связи. Это оказалось для Мальвиуса страшным ударом, но выбор был невелик, и предопределил его человек, который мог одним движением сломать прокурору шейные позвонки.

Вслед за Мальвиусом Стервятник вошел в мрачноватую комнату со стенами, обтянутыми темно-зеленой тканью. Воздух здесь был теплым и необыкновенно сухим. В полумраке таинственно поблескивало оружие, привезенное из разных, порой весьма отдаленных, уголков обитаемого мира. Возраст некоторых экспонатов исчислялся веками. Три глухие стены до самого потолка были увешаны дагами, совнами, мечами, гвизармами, алебардами, ножами, протазанами; каждый клинок был по-своему великолепен и отличался непревзойденным исполнением, а также имел неповторимую кровавую историю. С помощью этого оружия вершились события, не оставившие о себе других свидетельств и упоминаний, но, без сомнения, послужившие распространению зла на земле.

Однако ценнейшие экземпляры собрания покоились в узких деревянных ящиках, которые сами по себе являлись произведениями искусства. Они были украшены серебром и инкрустированы полированной костью, селенитами и сердоликами. Узоры, сплетенные из золотых нитей, служили обрамлением халцедонам и синохитам.

Посреди комнаты стояло единственное кресло, предназначенное для прокурора, который проводил здесь немало времени. И только кусочки бархата, брошенные на пол, вносили легкий беспорядок в это святилище оружия, отмеченного холодной строгостью безупречно выверенных линий.

Люгер ослабил нажим на горло Мальвиуса, и тот издал долгий сдавленный стон. По-видимому, прокурор испытывал неподдельное страдание, главной причиной которого было вторжение чужака, осквернившего место, где он поклонялся своим смертоносным стальным фетишам.

Сам Люгер уже безошибочно почуял, в каком именно из длинных красивых ящиков покоится клинок, который когда-то обошелся ему так дорого и до сих пор требовал новых жертв. Ящик с камнем-сторожем — огромным хризопразом, окруженным россыпью мелких бриллиантов, — неодолимо притягивал его взгляд…

Люгер развернул Мальвиуса лицом к противоположной стене и оказался в шаге от вожделенного оружия. Одна его рука все еще обхватывала тонкую прокурорскую шею, а другой он отбросил изысканные золотые крючки, удерживавшие крышку.

Внутри ящика, утопая в черном бархате, лежал земмурский меч. От него исходило то, что в полной мере воспринималось лишь немногими, но никого не оставляло безнаказанным. Люгер взял меч, и все его тело пронзила сладостная дрожь обладания. Во многом это было похоже на соитие с желанной женщиной после долгой разлуки, однако смерть тихо посмеивалась у него за спиной…

Стервятник оттолкнул прокурора в сторону. Тот даже не пытался сбежать. Прикованный к месту осознанием неизбежной потери, Мальвиус застыл, впившись взглядом в мерцающий клинок. Похоже, он до сих пор не мог поверить в то, что человек, ворвавшийся в его дом, преследовал и другую цель, кроме похищения меча.

А Люгер теперь еще сильнее возжаждал мести. Зверь метался и выл внутри него. Мечу нужна была свежая кровь — Стервятник ощутил это так же ясно, как собственную неутоленную жажду. Демоны вонзали раскаленные иглы в его кожу и сердце, побуждая к самому простому и очевидному шагу. Но он все же не стал убивать безоружного. Слот снял со стены первый попавшийся меч и швырнул его к ногам прокурора.

Когда Мальвиус понял, чего от него хотят, он по крайней мере сохранил достоинство перед лицом неотвратимости. Он поднял меч и принял некое подобие боевой стойки.

Люгер никогда не встречал более жалкого противника — к тому же голого, — и поэтому он заставил себя вспомнить обо всем, чего лишился и еще наверняка лишится в будущем благодаря стараниям Мальвиуса, а также о многих невинных людях, которых этот непомерно амбициозный и завистливый карлик отправил на виселицу или на пожизненную каторгу. Стервятник неплохо знал женщин и не беспокоился насчет Венги. Так что в запасе у него было достаточно времени, чтобы придать происходящему хотя бы видимость дуэли.

Но дуэли не получилось. Обладатель великолепного арсенала оказался никудышним бойцом. После первой же атаки Люгера клинок глубоко погрузился в дряблую плоть прокурора точно между ребрами, что обеспечило тому быструю и почти бескровную смерть. И столь велико было пагубное влияние земмурского колдовства, что даже в свои последние мгновения Мальвиус, похоже, больше сожалел не о потерянной жизни, а об утрате меча, воплощавшего в себе магическую силу и дарившего ему иллюзию безграничного превосходства…

Убедившись в том, что прокурор мертв, Стервятник подобрал для своего меча достойные ножны и вернулся в спальню. Вторая часть его на первый взгляд безрассудного предприятия заключалась в том, чтобы как можно скорее убраться за пределы королевства, имея при себе все необходимое для долгого и опасного пути.

Венга ждала его со спокойствием, присущим опытной проститутке.

Очередное падение, постигшее ее, она восприняла с фатализмом, который граничил с житейской мудростью. Она быстро сообразила, что стать одной из подследственных в деле об убийстве королевского прокурора не в ее интересах и что в Элизенваре она в лучшем случае снова попадет в публичный дом, а в худшем — в тюрьму или на каторгу.