Антон Демченко - Человек для особых поручений

— Странно, — протянул я. — И незазорно было Лейфу в услужение идти-то? Если я верно понимаю, они с Ладой дети профессионального военного, можно сказать, в касте от рождения…

— Каста… кастильский диалект, если не ошибаюсь?? — выгнул бровь профессор, но, не дождавшись от меня ответа, вернулся к теме нашей беседы. — Ежели б они на родине остались, на Руяне то бишь, то уж точно в слуги не пошли бы. В шестнадцать лет Лейф был бы принят в дружину на один из ушкуев, а Лада стала бы дом вести. Да только отец их после смерти супруги переселился в Хольмград и повесил оружие на стену, а значит, из ушкуйников вышел. Детям его тогда до совершеннолетия год-другой оставался. Естественно, что он забрал их с собой, тем самым лишив сына надежды на службу на ушкуях…

— Ну а все-таки как они в слуги-то пошли, Меклен Францевич? — поторопил я медлительный рассказ профессора.

— По обычаю, на шестнадцатую весну отпрыск ушкуйника должен уйти на добычу. С разбоя ли, труда ли он ее возьмет, то не важно. Лишь бы не краденой была. Старшие ту добычу оценивают и, коли решат, что она хороша, снимают с себя всякую заботу о юноше. С того момента он сам себе голова. Дочерей работать не заставляют, но учат вести хозяйство. Уж не знаю, почему отец их покинул остров, но даже выйдя из ушкуйников, традициям старый черт не изменил. Вот и оказался шестнадцатилетний парень на улице в поисках заработка. Можно только посочувствовать Лейфу. Будь дело на Руяне, его бы просто взяли новиком на ушкуй, а там с первого же выхода и добыча была бы… Да только, отъехав с острова, закрыл ему отец дорогу в новики. В Хольмграде же совсем иное дело. Ну кому здесь нужен шестнадцатилетний юноша без самых малых мирных умений? Помыкался Лейф, да и пристроился поваренком в ресторации. Не знаю, чем думал их отец… ох не знаю. Своими затеями превратил он сына из воина в повара, да и дочь недолго в отчем доме пробыла. Едва Лейф стал шефом, а дело-то, кстати, небывалое, за два-то года из поваренка-посудомойщика стать мастером кулинарии! Так вот, стоило Лейфу заполучить под свою команду кухню ресторации, Лада тут же сбежала под его крыло. Сняли они на пару квартиру да в ней и жили, пока та ресторация не сгорела. Тогда-то ее хозяин, старый знакомый моего отца и добрейшей души человек, пристраивая бывших своих работников, ко мне и обратился. Я и взял Лейфа с Ладой в свой загородный дом, думал через пару лет их на хозяйство поставить, нынешние-то повар с экономом уж в изрядных летах, вот им замена и была бы. Да видно, не судьба. Зато теперь у Лейфа есть шанс исполнить свою мечту…

— Какую же?

— Вернуться на Руян и стать ушкуйником, — ответил профессор и, заметив непонимание собеседника, пояснил: — В новики путь ему закрыт, да и вырос он из тех лет. Потому остается только две возможности для Лейфа исполнить мечту. Первая: привести на Руян собственный ушкуй, что, как вы понимаете, задача почти невыполнимая, а второй путь — отслужить под началом воина не менее пяти лет и выдержать перед Господой боярской испытание. Коли пройдет, быть ему на ушкуе по выбору бояр. Нет, путь ушкуйника для него будет закрыт окончательно, даже если он после поражения в испытании собственный ушкуй приведет. На Руяне его не примут. Так-то.

— Вот так история. — За рассказом Граца я совершенно забыл про недопитый портвейн, а вспомнив, пригубил и скривился. От близкого огня напиток перегрелся, и вкус его стал почти невыносим, по крайней мере для меня. Заметив мою кривящуюся рожу, профессор покачал головой.

— И чему же вас «сакуловцы» только учили, Виталий Родионович? — Грац коснулся кончиком пальца нагревшегося бокала в моей руке, и я тут же почувствовал, как стеклянный сосуд стремительно холодеет. Однако.

— Научите, Меклен Францевич?

— Нет ничего проще, Виталий Родионович, — кивнул профессор. — А вообще, думается, стоит вам заняться бытовым применением обретенных способностей. А то, поди, сами-то и накопитель не зарядите, а?

— Полностью с вами согласен, Меклен Францевич, — вздохнул я. — Тем более что я даже не знаю, о каких таких накопителях вы речь ведете… Но подозреваю, что это устройство настолько банально, что не уметь его заряжать просто стыдно.

— Правильно понимаете, голубчик, — рассмеялся Грац. — Ничего, на днях этим займемся… А сейчас уже поздно, первый час ночи. Пора и почивать. Ваша комната уже готова.

— О чем вы, Меклен Францевич? Какая комната?! — спохватился я. — Я же уже час как должен быть в канцелярии.

— Не стоит так волноваться, право, — отмахнулся Грац. — Я телефонирую князю, и поверьте, он не будет возражать по поводу вашего отсутствия.

— Возражать, может, и не будет, но уж точно не преминет при удобном случае упрекнуть меня в нарушении слова, — покачал я головой.

— Бросьте, Виталий Родионович… — Профессор чуть заметно усмехнулся. — А и упрекнет князь, так ведь не всерьез. А раз так, то что вам за морока? Оставьте ваши волнения, друг мой. Право, вам совершенно не о чем беспокоиться. Да и возвращаться через половину города, ночью… Знаете, не самая лучшая идея, уверяю вас.

— Хотя бы разрешите воспользоваться телефоном самому? Негоже перекладывать объяснения за свой проступок на чужие плечи. — Кажется, мне удалось настоять на своем. Грац вздохнул и повел рукой в сторону тяжелого телефонного аппарата, водруженного на персональную консоль у стены под зеркалом и блистающего надраенной медью трубок и лакированным корпусом благородного дуба.

Первым делом я набрал номер кабинета князя в канцелярии. Да-да, в здешних аппаратах устанавливают классический дисковый номеронабиратель и напрочь отсутствуют «граммофонные ручки», а посему нет никакой необходимости изображать из себя сумасшедшего подрывника с истошным воплем лося во время гона: «Барышня!!!»

Ответом были привычные щелчки и полная тишина на линии. В принципе этого следовало ожидать. Какого черта его сиятельство забыл в канцелярии в первом часу ночи? Нет, попытаться-то я должен был, но раз Телепнев не отвечает, будем звонить дневальному. Вот там-то трубку подняли моментально. Выслушав представление охранителя, я назвался сам и, выдав свое местонахождение, внаглую заявил, что вернусь в канцелярию не раньше полудня, о чем, дескать, и следует доложить старшему караула. Дневальный, тяжело вздохнув, буркнул что-то вроде: «едем вашбродь, гпдин насвник» и отключился. Вот и славно.

Утро добрым не бывает… Кто сказал? Убил бы гада. Нельзя так правду-матку резать, никак нельзя. Помрет еще от многочисленных проникающих… Ой-ей. Что ж так голова болит-то, а? Нет, все. Портвейн больше не пью. Оно, конечно, штука вкусная, но с утра дюже похмельная. А ведь мы вчера всего-то пару бутылочек с профессором уговорили. Под острую оленину и орехи… Эх-х. Где ж моя Лада, когда она так нужна, а?