Томас Барнс - Хозяин тумана

«Может быть, скоро мы выберемся отсюда… — мечтательно подумал Вингмохавишну. — Тогда мы сможем встретить человеческое жилье и, наконец-то, хорошенько отдохнуть…»

Принц не промолвил ни слова. Он даже еще не успел сконцентрировать свою мысль, как сразу получил импульсным рикошетом ментальный ответ своего любимца, коротышки Киписа.

Уже долгие годы при таких тесных телепатических контактах его квадратноголовый шут никогда не пользовался человеческими словами, извергая яркие образы-понятия прямо из глубин подсознания, из фундаментальных основ коммуникативной психики. Но, что поразительно, каждый раз во время такой мысленной связи, каждый раз в момент такого деликатного, тончайшего контакта Таррейтала настигало ощущение, что у него самого в ушах звучит самый настоящий «голос».

Причем принц был уверен, что это не какой-то там абстрактный, неопределенный «голос», а вполне определенный, обладающий своеобразным, неповторимым тембром и даже насыщенный эмоциональной окраской.

Сейчас, когда Кипис беззвучно и незаметно для всех остальных передал в его мозг мысленные импульсы, Вингмохавишну совершенно отчетливо услышал тягучий, рокочущий, немного утомленный, но, пожалуй, и чуть насмешливый возглас коротышки, несущий вполне определенную информацию.

Несмотря на страшную усталость и утомление после долгого тяжелого перехода, шут не смог отказать себе в удовольствии немного развлечься и посылал телепатические сигналы, полные скрытого, своеобразного юмора.

«Мой повелитель! Здешние леса достойны твоего сана! — веселой вибрацией подрагивал «голос» квадратноголового шута. — Я предлагаю тебе стать их повелителем!»

Неожиданно Таррейтал почувствовал, как почва под ногами куда-то исчезает. Он сделал только один шаг, и ступня куда-то провалилась. Раньше такое бывало только в страшных снах. Но сейчас и его спутники тоже заорали.

Вся группа, и Вингмохавишну, и Маскей, и Парсонс и Кипис… Все они встали на гигантский лист, который от тяжести их тел не выдержал и прогнулся.

К счастью, они еще попали в полноводный поток воды, струившейся вдоль исполинского ствола. С криками и отчаянными воплями кандианцы полетели вниз, к основаниям огромных деревьев.

Цветов вокруг было много. На дне леса, в загадочной таинственной глубине таилось много растений, непонятных и малоизученных, словно растительность, колышущаяся на морском дне.

Один цветок напоминал гигантское человеческое ухо. У всех было такое ощущение, что впереди маячит желтое «ухо», размером с обыкновенную дверь и покрытое мохнатой бахромой, в которое, к тому же кто-то будто бы с силой воткнул крепкий кукурузный початок, толщиной не уступающий человеческому телу.

— Вот это да… — изумленно потянул Парсонс, изучая покрытый желтыми сегментами «зерен» ствол. — Никогда не думал, что может существовать такое чудо…

Было заметно, что он пребывает в ошеломлении, но Таррейтал счел необходимым предупредить приятеля:

— Не подходи близко. Мы совершенно не знаем, что это за растение…

Но юноша не хотел ничего даже слышать.

— Когда еще мы увидим такое? — горячо воскликнул он. — Это же настоящее чудо!

Не успел никто из кандианцев сообразить хоть что-нибудь, как Парсонс приблизился к огромному «уху». Внезапно острый конец «початка» изогнулся, раскрылся, как пасть, и выпустил в сторону приблизившегося юноши облако густого влажного пара.

— Ай, что это? — завопил Парсонс, встряхивая длинными волосами. — Что это… я ничего не вижу!

Действительно, его лицо было облеплено плотным слоем слизи. Было такое ощущение, как будто лоб, нос и щеки длинноволосого парня были покрыты толстым слоем какого-то скользкого жира.

— Чтоб мне пусто было… какая дрянь! — ругался он, стряхивая с себя непонятный налет. — Что же это такое…

— Я предупреждал тебя… — укоризненно сказал Таррейтал. — Неужели трудно было послушать нас. Что теперь ты намерен делать?

Лезвием ножа и пучками плотных листьев Парсонс смог соскрести с лица непонятную слизь. Только все равно, по его внешнему виду было понятно, что со здоровьем его не все в порядке.

Лицо его отсвечивало мертвенной бледностью. Грудь тяжело вздымалась, и он еле поспевал за своими приятелями, пытающимися снова взобраться по стволу наверх.

— Пожалуй, пора сделать небольшой привал… — тяжело дыша, предложил Маскей.

Толстяк отдувался и стряхивал с красного лба крупные капли пота.

— Давайте, действительно, передохнем… — согласился Таррейтал. — После такого падения вниз можно и перевести дух.

Приятели уселись на плотную траву. Правда, кроме чистой родниковой воды, в изобилии струившейся вдоль трещин коры исполинских деревьев, да редких съедобных стеблей, ничем особенным подкрепиться они не могли.

— Вкусно… вкусно… — приговаривал Парсонс, с завидным аппетитом пожирая пучки обыкновенной зелени.

Таррейтал, Маскей и Кипис с недоумением смотрели на него и не узнавали. Их приятель, длинноволосый юноша словно переменился внезапно. Он стал совсем другим.

Парсонс хотел было что-то сказать, как внезапно лицо его исказилось жуткой гримасой, глаза стали вылезать из орбит и с посиневших губ поползла мертвенно-бледная пена.

— Что с тобой… что с тобой… — вне себя от страха, завопили все остальные.

К своему ужасу, Таррейтал увидел, как голова Парсонса словно раскалывается на части. Внезапно крупная извилистая трещина пошла паутиной по его голове, и вскоре череп с явственным омерзительным хрустом разломился на части.

Череп стал походить на скорлупу гигантского яйца, из него показалось нечто, напоминающее, одновременно, голову червя и конец того самого «кукурузного початка», который совсем недавно выпустил в лицо Парсонса порцию ядовитой слизи.

Ошеломленные юноши вскочили и с ужасом смотрели, как тело, еще недавно принадлежавшее Парсонсу, вдруг стало извиваться, дергаться в судорогах, и вскоре из него вылез огромный червь, жирные полупрозрачные сегменты которого так напоминали зерна «кукурузного початка».

Не сговариваясь, парни бросились бежать…

Наступил рассвет, так и не принесший душевного облегчения путникам. Где-то там, наверху, над кронами деревьев взошло солнце и слабые, безжизненные лучи, скользнули внутрь бескрайних пределов гигантского леса. Неясный преломленный сквозь бирюзовую зелень свет обозначил три усталые человеческие фигуры, остановившиеся у излучины небольшого ручья, извилистой струей сбегавшего со ствола по ветке колоссальных размеров.

Они торопливо напились из холодного чистого источника, тихо журчащего сверху вдоль трещин, покрывавших кору исполинского окаменевшего ствола. После этого Таррейтал до краев наполнил прохладной водой обе фляги — большую, висевшую во время похода за спиной у Маскея, и маленькую, которую обычно он сам носил на поясе.