Валерий Евтушенко - Юность атамана

Среди реестровых казаков возникло волнение. Срочно собранная на Масловом Броде черная рада обвинила Григория Чорного в предательстве. По приговору войскового суда он в марте того же года был казнен, а реестровики, решив противостоять введению дополнительного контингента коронных войск в Киевщину, обратились за поддержкой к Запорожской Сечи.

В начале апреля Тарас созвал раду, на которой это послание реестровиков было оглашено. Серко тоже принял в ней участи, хотя, как не полный еще товарищ (менее трех лет прослуживший в Войске) голосовать не мог. На раде было решено выступить всем Запорожьем на помощь реестровикам на защиту святой веры и казацких вольностей.

Нельзя сказать, что Иван с большим воодушевлением воспринял это решение. Сам выходец из мелкопоместной шляхты, он особых ущемлений от поляков не испытывал. Во времена гетманства Сагайдачного униаты в Южной Руси также присмирели и отправлению православной веры особенно не препятствовали. Позднее Серко оказался на Дону и Сечи, и о том, что происходило на Киевщине и Брацлавщине знал лишь по слухам. Своими исконными врагами он считал турок и татар, а не поляков и не видел особых причин воевать с ними. Но не подчиниться решению сечевого товарищества он также не мог, поэтому в составе Брацлавского куреня, которым командовал Федор Богун, вместе с остальными выступил из Сечи.

Была ранняя весна и многие запорожцы еще оставались в городах и паланках на волости, присоединяясь к Войску на марше. Ряды восставшего казачества пополнила и значительная часть беглых крестьян.

Между тем, польный гетман Станислав Конецпольский, узнав об убийстве гетмана реестрового казачества Чорного, расценил это, как начало мятежа и выступил со своим войском против реестровиков, часть которых сосредоточилась в Переяславле, готовясь к обороне и рассчитывая на поддержку запорожцев.

В это время более, чем двадцатитысячная армия Тараса Федоровича, который объявил себя единственным гетманом Украины, подошла к Корсуню, где произошли первые столкновения с коронными войсками, а затем, переправилась на левый берег Днепра и соединилась с реестровиками у Переяславля. Теперь в распоряжении гетмана Федоровича имелось уже почти тридцатитысячное войско. Заняв выгодное положение между Трубежом и Альтой, Тарас предъявил Конецпольскому ультимативное требование вывести из Южной Руси коронные войска, выдать сторонников Чорного, перешедших на сторону поляков и отменить Куруковский договор, ограничивший казацкий реестр шестью тысячами человек.

Гетман польный коронный Станислав Конецпольский, занимавший эту должность с 1618 года, уже в то время обладал солидным опытом военачальника. С 1620 года после гибели великого коронного гетмана Жолкевского в сражении у Цецоры, должность коронного гетмана оставалась вакантной, и Конецпольский на протяжении десяти лет, по существу являлся, главнокомандующим всеми вооруженными силами Республики. Хотя ему пришлось участвовать в Куруковской войне, непримиримым врагом казачества он не был, отдавая должное тому вкладу в охрану и оборону рубежей Речи Посполитой, который они вносили уже добрых полстолетия. Но и терпеть казацкое своеволие он намерен не был.

Ознакомившись с ультиматумом Тараса Федоровича, польный гетман в ответном письме предложил ему сдаться, распустить войско и повиниться, гарантируя в таком случае снисхождение всем принимавшим участие в мятеже. Словом, переговоры закончились ничем, и коронные войска приступили к осаде казацкого лагеря. Силы сторон были практически равны, но Федорович, еще находясь в Запорожье направлял во все окрестные села и местечки универсалы с требованием присоединяться к казакам. Его призывы находили отклик у народных масс и вскоре по обе стороны Днепра заполыхали зарницы народного восстания.

Но несколько раньше, еще в первых числах мая сразу после сражения у Корсуня, после которого запорожцы стали отходить к Переяславлю на соединение с реестровиками, Конецпольский пригласил к себе коронного стражника Самуила Лаща, который командовал дополнительным контингентом польских войск, прибывших из Великопольши ему в помощь. Польный гетман издавна покровительствовал коронному стражнику, который был лет на десять старше его. Во многом благодаря этому покровительству, Самуил Лащ и приобрел известность в истории Польши как одиозная фигура, символ панского своеволия и вседозволенности. Позднее он прославился тем, что приказал подбить свою шубу вынесенными в отношении него многочисленными судебными приговорами.

Под началом Лаща обычно служили такие же бесшабашные жолнеры и волонтеры, большей частью авантюристы и разного рода проходимцы, всегда готовые на разбой, притеснения и убийства.

После обмена взаимными приветствиями, польный гетман озабоченно сказал пятидесятилетнему коронному стражнику:

— Черкасы бунтуют народ. Восстание готово охватить оба берега Днепра. Поступили сведения, что здесь неподалеку, в Лисянке, собирается сильный отряд бунтовщиков, готовый присоединиться к Тарасу. Этого допустить нельзя. Пусть пан возьмет несколько хоругвей и усмирит местных хлопов.

Лащ молодцевато подкрутил седой же ус и подобострастно ответил:

— Пусть ваша гетманская милость будет спокоен. Я с хлопами разберусь, канчуков хватит на всех.

Гетман предостерегающе поднял руку:

— Только не нужно излишней жестокости. Зачинщиков примерно наказать, а остальные пусть возвращаются к работе, нечего бездельничать.

Лаш поклонился и направился к выходу, но Конецпольский остановил его и добавил:

— Мы отсюда выступим прямо на Переяславль, а пана прошу после Лисянки пройти к Киеву этой стороной и по пути усмирять бунтовщиков, где это потребуется. Потом присоединяйтесь к главным силам.

Примерно в это же время, когда запорожские полки растянулись на марше по дороге к Днепру, чтобы переправиться на его левый берег, гетман Федорович вызвал к себе Брацлавского куренного атамана Богуна и сказал:

— Народ поднимается по обе стороны Днепра, но ляхи наверняка станут подавлять начавшиеся восстания. Надо бы поддержать наших гречкосеев.

Тарас Федорович был выходцем из старинного казацкого рода, его прадед, как поговаривали, еще с Байдой Вишневецким строил на Хортице первый форпост против татарских набегов. Хотя гетман и стоял за народ, но по казацкому обычаю к крестьянам относился несколько свысока.

— У тебя в курене, почитай, тысяча человек, — продолжал он, — это давно уже не курень, а настоящий полк. Так что, полковник, выдели сотню — другую конных казаков с сотником посмышленнее, пусть пройдутся тут по правой стороне Днепра до Киева, да присоединят к себе всех, кто хочет вместе с нами идти на ляхов. Ну, а через неделю жду их под Переяславлем.