Василий Горъ - Нелюдь

— Горжусь… — коротко ответил Бразз.

— Тогда почему не пытаешься его удержать?

— Он живет своей мечтой. И все равно станет тем, кем мечтает. Не у тебя — так у кого-то другого…

— О, как… — ухмыльнулся Голова. Потом снова оглядел меня с головы до ног и поинтересовался: — Ну, а ты чего молчишь?

Я пожал плечами:

— Предпочитаю делать…

— Так ты еще и не болтлив?

— Не болтлив, ваша милость! — подтвердил Бразз.

— Что ж, тогда… я, Роланд по прозвищу Борода беру тебя, Кром, сын…

… Растана! — буркнул я.

— …сын Растана, в ученики сроком на один год. Твои кости — мое мясо…

Третий день третьей десятины третьего лиственя.

— …а по-о-отом ка-а-ак вдарю ему по-о-о темечку! Ну, шейка-то-о-о и не выдержала: хрусть — и сло-о-омалася! Представляешь? — возница, рассказывающий мне о своих подвигах во время последнего нападения лесовиков на их обоз, развернул плечи, вскинул подбородок и стал удивительно похож на барона Олмара Геррена: не хватало только кубка с вином, седой бороды до пупа и золотой цепи толщиной в руку.

— Па-а-адбираю я его-о-о меч и тут же прыгаю в толпу этой шелупони! Р-р-размахиваюсь…

«…и взбираюсь на крепостную стену! Как обычно, первым…» — с трудом удержавшись от улыбки, мысленно закончила я. — «И, сбросив с нее последних защитников, вскидываю над головой королевский штандарт…»

— Слышь, Рыба, только не говори, что убиваешь всех одним ударом! А то я умру от зависти… — ехидно ухмыльнулся подъехавший к нам щит. — Кстати, откуда толпа-то? Вроде, в начале истории их было десятка три. Потом ты убил чуть ли не сотню…

Возница побагровел:

— Чего-о-о?

— То-о-ого-о-о… — передразнил его охранник. Потом повернулся ко мне и игриво подмигнул: — Рыба — воин, каких еще поискать! Но почему-то воюет только в мечтах. Зато я — по-настоящему…

— Лучше в мечтах, чем по-настоящему… — решив заткнуть парня, явно собирающегося за мной поволочиться, буркнула я. И процитировала Изумрудную Скрижаль: — «Тот, кто отворил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад — суть путь в Небытие. Тот, кто отворил кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю…»

Щит посмотрел на меня, как на юродивую, потом привстал на стременах, огляделся и вытянул руку куда-то вперед:

— Посмотри-ка во-о-он туда! Видишь груши?

Я посмотрела в указанном направлении и увидела десятка два тел, болтающихся на ветвях придорожных деревьев.

— Это — все, что осталось от шайки Урса Трехпалого. Они убивали всех, кто попадался им на пути… Всех до единого — мужчин, женщин и ДЕТЕЙ… Вот они — прокляты, так как отворяли кровь во зло. А те, кто отправил их в Небытие, были, есть и будут самыми верными слугами любого бога. Ибо, уничтожив этих ублюдков, спасли жизни тех, которые еще проедут по этой дороге…

Судя по построению фраз, охранник повторял чужие слова. И искренне верил в то, что говорил.

— Изумрудная Скрижаль — это книга, написанная людьми и для людей! Значит, как любая книга, полна ошибок… Поэтому, прежде чем верить в то, что тебе говорят — думай…

— Или про-о-осто представь себя на месте тех, ко-о-ого о-о-они убивали или ссильничали… — угрюмо буркнул возница.

«Только не это…» — с ужасом подумала я и, как назло, тут же вспомнила лесовика в алом жиппоне, его прикосновения и запах.

В этот момент к левому плечу прикоснулись чьи-то пальцы… и я, не сообразив, что это — возница, вскрикнула, юркнув под руку Бездушного. И уже там затряслась от вернувшихся воспоминаний…

… Спрыгнув с телеги, Кром забросил за плечо увесистую котомку, взял в правую руку свой посох, а левую… подал мне! Я покраснела до корней волос, однако вцепилась в нее, как клещи кузнеца в раскаленную заготовку: вот так, касаясь его пальцев, я не боялась ни жутких воспоминаний, ни всех тех опасностей, которые подстерегали нас в ночном Увераше.

Оперевшись на его руку, я сползла с облучка, одернула камзол и, не оглядываясь на возницу, засеменила вверх по переулку.

— До-о-оброго пути, девка! Не держи на нас зла… — прогудел в спину возница. — А тебе, Идущий, быстрого Посмертия…

— Вседержитель вам в помощь… — привычно буркнула я. А Кром ограничился кивком.

Звонко щелкнул кнут, заскрипели колеса телеги, всхрапнула лошадь, и через пару десятков ударов сердца мы остались одни. Ну, почти одни — ошую, за невысоким плетнем, раздавалось чье-то кряхтение, чуть выше, одесную, мужской голос крыл какую-то Аниську, а сзади, за перекрестком визжала пила. Кроме того, почти со всех сторон лаяли собаки, где-то мычала скотина, а из-за высоченного забора, начинающегося через половину перестрела вверх по переулку, слышался дробный перестук копыт.

— Вы лучше под ноги смотрите, ваша милость! — заметив, что я смотрю по сторонам, буркнул Меченый. И я, опустив взгляд, брезгливо поморщилась: местные жители использовали этот переулок исключительно в качестве отхожего места.

— Так намного короче… — после небольшой паузы добавил Кром. — Вон за тем домом можно пройти на улицу Ткачей. Кстати, по ней обычно ходят стражники…

«Стражники?» — недоуменно подумала я. А потом сообразила, что он просто пытается меня успокоить!

На душе потеплело. Настолько, что когда из-за плетня раздалось негромкое покашливание, я даже не вздрогнула.

— Гля, Дафи, Бездушный под руку с девкой! Лопни мои глаза!!!

— Вертайся в избу, дурень! — перепуганно воскликнула эта самая Дафи. — Те-е-е че, жить надоело? Это ж ключ! Вдруг — по наши души?!

Я криво усмехнулась — еще несколько дней назад и я считала себя ключом. И боялась за души своих родных…

«Прежде, чем верить тому, что тебе говорят — думай…» — мысленно повторила я слова возницы и вздохнула: он оказался прав.

— Ой… Бегу… — перепуганно воскликнул тот же голос, и из-за плетня раздался топот…

— Действительно, дурень… — вполголоса пробормотала я и чуть ускорила шаг…

… Увидев вывеску на постоялом дворе, я остановилась, как вкопанная: на ней была нарисована полуголая женщина с обнаженной грудью и ногами, открытыми по середину бедра! Алые губы, призывная улыбка, прогнутая в пояснице спина — ее фигура дышала самой настоящей похотью. А значит, должна была привлекать на постоялый двор мужчин, ищущих плотской любви!

Почувствовав, что я вырвала руку из его пальцев, Кром замер, встревоженно посмотрел на меня и… улыбнулся:

— Это не то, что вы думаете, ваша милость!

Улыбка на его лице выглядела так непривычно, что я забыла про вывеску, про свои мысли о тех непотребствах, которые должны твориться в этом месте, и прикипела взглядом к его глазам.