Джо Аберкромби - Герои

— Отнюдь без удовольствия, но говорят, полководец обязан быть готов ко всему. — Крой отследил тракт до перекрёстка и постучал пальцем по бумаге. — Что тут за город?

Ищейка перегнулся через стол, искоса рассматривая карту. При этом он, как следует, потеснил пару подвернувшихся штабных офицеров, с выражением совершенного безразличия к их неудобству.

— Это Осрунг. Старый город, стоит в полях, с мостом и мельницей, должно быть… сотни три или четыре народу в мирное время? Несколько каменных построек, а в основном деревянные. Окружён высоким частоколом. Раньше там имелся охрененно здоровский трактир, но, сами знаете, ничто не остаётся так, как раньше.

— А вон тот холм? Возле места, где встречаются дороги на Оллензанд и Уффрис?

— Герои.

— Странное имя для холма, — хрюкнул Миттерик.

— Назвали в честь круга старых камней на вершине. Под ними покоятся какие-то воины древних дней, или это только молва, не важно. Оттуда сверху у вас будет полный обзор. Я на днях послал дюжину осмотреться, собственно, глянуть, вдруг кто из ребятишек Доу покажет личико.

— И?

— Пока ничего, но нет и причин им там быть. Если на наших вдруг нападут, неподалёку подмога.

— Стало быть, у этой точки. — Крой вытянул шею ближе к карте, надавив кончиком указки на холм, будто усилием воли мог переместить туда армию. — У Героев. Фельнигг?

— Сэр?

— Отправьте весть лорду-губернатору Миду, прервать осаду Оллензанда, выступить со всей поспешностью и соединиться с нами у Осрунга.

Это вызвало пару резких вдохов.

— Мид взбесится, — заметил Миттерик.

— Он часто так делает. Обычно без толку.

— Я той дорогой поеду обратно, — сказал Ищейка. — Забрать остальных ребят и двинуть с ними на север. Готов доставить послание.

— Будет лучше, если полковник Фельнигг отвезёт его лично. Лорд-губернатор Мид не… самый ярый поклонник северян.

— Не то что остальные из вас, а? — Ищейка показал цвету Союза полный рот острых жёлтых зубов. — Ну, значит, я выдвигаюсь. Если повезёт, увижу вас на Героях через сколько… три дня? Четыре?

— Пять, если погода не распогодится.

— Это Север. Пусть уж будет пять. — И следом за Байязом он покинул низкую горницу.

— Ну, пускай мы и хотели сделать по-другому. — Миттерик припечатал мясистым кулаком по мясистой ладони. — Но кое-что мы им таки покажем, да? Вытащим этих скользких мразей на открытое место и кое-что им покажем! — Когда он резко поднялся, задрожали ножки кресла. — Я пришпорю свою дивизию. Нам придётся устроить ночной марш, лорд-маршал! Вперёд на врага!

— Отставить. — Крой уже сидел за столом и макал перо в чернила, чтобы писать приказы. — Ночью оставайтесь на месте. На таких дорогах, при такой погоде от спешки будет больше вреда, чем пользы.

— Но, лорд-маршал, если мы…

— Я подразумевал бросок, генерал, но не головою в пропасть. Нам нельзя перегружать людей. Необходимо подготовиться.

Миттерик рывком напялил свои краги.

— Будьте вы прокляты, проклятущие дороги! — Горст посторонился, пропуская из комнаты его вместе со штабом, безмолвно желая им на пути бездонную яму.

Крой, не прерывая письма, вскинул брови.

— Те, кто в здравом уме… в бой не рвутся. — Его перо чётко царапало бумагу. — Нужен кто-то для доставки этого приказа генералу Челенгорму. Со всей поспешностью выступать к Героям и обеспечить безопасность холма, города Осрунг и всех остальных переправ через реку, что…

Горст выступил вперёд.

— Я возьму его. — Если предстоит бой, дивизия Челенгорма попадёт в него первой. А я буду первым в первом ряду. В штабах я призраков Сипани не похороню. — Нет никого, кому бы я надёжнее его доверил. — Горст ухватился за приказ, но маршал пока что не выпустил его из рук. Всё так же спокойно смотрел, подняв глаза — сложенная бумага мостом пролегла между ними. — Однако, помните. Вы королевский обозреватель, а не королевский чемпион-поединщик.

Я ни тот и ни тот. Я знаменитый мальчик на побегушках, нахожусь здесь, потому что больше меня никуда не берут. Я секретарь в мундире. В грязном мундире, так уж вышло. Я мертвец, ещё покуда дёргающийся. Ха-ха! А вот здоровенный увалень с нелепым голосом! Пускай он перед нами спляшет!

— Есть, сэр.

— Итак, пожалуйста, обозревайте. Но будьте добры, без геройства. Не так, как другим днём в Бардене. На войне геройству не место. Особенно на такой, как эта.

— Есть, сэр.

Крой отпустил приказ и отвернулся изучать карту, отмеряя дистанции вытянутыми указательным и большим пальцем. — Король ни за что не простил бы мне вашей потери.

Король меня здесь бросил, и буде меня разрубят на части и расплескают мозги по всему Северу, никто не проронит и ссаной капли. А я в последнюю очередь .

— Есть, сэр. — И Горст зашагал вон, за дверь и обратно под дождь, где его ударила молния.

Она была там, ступала, пробираясь через заболоченный двор навстречу ему. Посреди всей этой унылой слякоти, её улыбающееся лицо горело подобно раскалённому солнцу. Восторг сокрушил его, заставил тело петь, а дыханье затаиться. Проведённые вдали от неё месяцы не принесли ни малейшей пользы. Он всё так же безнадёжно, беспомощно, безысходно влюблён.

— Финри, — прошептал он исполненным благоговения голосом, словно волшебник из какой-то нелепой сказки произнёс слово власти. — Вы здесь? Для чего? — Почти ожидая, что она растает в ночи домыслом его взвинченного воображения.

— Отца повидать. Он тут?

— Пишет приказы.

— Как обычно. — Она опустила взор на горстов мундир и вздёрнула бровь, на дожде потемневшую от каштановой до совсем чёрной и тонко заострившейся. — Как видно, по-прежнему копается в грязи.

У него даже застыдиться не вышло. Он заблудился в её глазах. К мокрому лицу липли пряди волос. Он желал ими стать. Я не мог и представить ничего прекраснее той, какой ты была раньше, но теперь ты ещё восхитительней. Он не отваживался смотреть на неё и боялся отвести взгляд. Ты прекраснейшая женщина в мире — нет — во все времена — нет — наипрекраснейшее созданье всех времён. А теперь убей меня, чтоб твоё лицо оказалось последним, увиденным мною.

— Вы неплохо выглядите, — промямлил он.

Она оглядела свой промокший дорожный плащ, забрызганный до талии.

— Подозреваю, вы не до конца честны со мной.

— Я не привык лукавить. — Люблю тебя люблю тебя люблю тебя люблю тебя люблю тебя люблю тебя люблю…

— А у вас всё в порядке, Бремер? Ведь мне можно называть вас Бремер?

Тебе можно выбить каблуками мои глаза. Только ещё раз произнеси моё имя.

— Конечно, я… — Болен мой разум и тело, погребена моя удача и слава, ненавижу весь свет и всё на нём, но это ничего не значит, пока со мною ты. — Ну.