Владимир Брайт - Принц фальшивых героев

— Пуливизация,— ответила пума. И чтобы между закадычными друзьями не оставалось совершенно никаких недомолвок, повторила по слогам: — Пу-ли-ви-за-ция.

«А это очень больно?» — чуть было не поинтересовался я с подачи внутреннего голоса, но, к счастью, сумел сдержаться и спросил о другом:

— А как же мой глаз?

— Поверь мне на слово.— Большая кошка продолжала ласково жмуриться, будто в этом полутемном кабинете, пропахшем гнилью и еще бог знает чем, ярко светило солнце.— Твой глаз никоим образом не связан с пуливизацией.

Наверное, ей очень нравилось звучание этого слова, потому что она в очередной раз не отказала себе в удовольствии повторить его по слогам.

— Аспирин был прав, когда пугал нас безумием Зоула,— проскрипел внутренний голос, подрагивая от отвращения при повторном упоминании зловещей пуливизации.

— Можно вопрос? — Я решил, что, имея дело с двумя сумасшедшими колдунами, лучше изображать из себя прилежного и воспитанного пай-мальчика.

Антопц утвердительно кивнул.

— Я чуть-чуть помог вам справиться с магами Кен, ведь так?

— Ну-у... В некотором роде, да,— промурлыкал Зоул.— Не станем отрицать, что твоя помощь пришлась очень кстати.

— В таком случае, может быть, наша команда заслуживает хоть какой-нибудь благодарности за то, что не дала кануть в пропасть вашему измерению?

— А как же мои бесценные артефакты? — замогильным голосом прошелестел хозяин кабинета.

— Они помогли нам выжить,— нимало не смущаясь, ответил я, потому что терять все равно было нечего.— Но ведь вопрос не стоял так: сберечь артефакты ценой собственной жизни или позволить Кен убить всех нас и уничтожить Глов, но не потерять ни единой вещи.

— А знаешь... Ведь он прав,— неожиданно вступилась за меня пума.

«Зоул оказался не таким уж плохим,— с благодарностью подумал я.— Встал, так сказать, своей мохнатой грудью на защиту справедливости».

— Было бы невежливо не отблагодарить нашего юного друга,— задумчиво продолжала огромная грациозная кошка.

— Вот это другой разговор! — радостно воскликнул внутренний голос, приободренный поддержкой колдуна.

— Подожди, еще не вечер,— резко осадил я свое излишне впечатлительное подсознание.— В этом месте термин «отблагодарить» может трактоваться совершенно иначе, чем ты думаешь.

Не знаю и даже не могу представить, в каком направлении двигались мысли Антопца, этого ужасно древнего, пропитавшегося запахом смерти создания, но после непродолжительного раздумья [61] Стоившего мне нескольких лет жизни он наконец принял решение.

— Хорошо...— Повелитель тьмы был «добр» как никогда.— Мы забудем на некоторое время про утерянные предметы и даже более того я буду настолько щедр, что награжу вас двумя вещами.

Вся наша команда превратилась в сгусток внимания, ожидая продолжение речи.

— Первое. Я прощу исчезновение тех своих артефактов, которые были использованы по назначению, а не бездарно пропали.

— Ну-у, это неинтересно,— пропищал на задворках сознания голосок моей второй половины, который я немедленно задушил.

— И второе. Пары шприцов с сублиматором жизненной энергии будет более чем достаточно, чтобы привести в чувство воинов, павших на «Арене искупления».

— Мы что же, вернемся на «Арену искупления»?! — Я был поражен до глубины души.

Откровенно говоря, я никак не ожидал подобной «милости» — в благодарность за то, что мы спасли это измерение, нас закинут на съедение чудовищам.

— Разумеется.

От этого короткого ответа повеяло могильной сыростью, и я предпочел, для собственной же безопасности, сдержать свои глупые юношеские порывы. Не знаю как у остальных, но лично у меня настроение резко упало. Гладиаторский поединок насмерть с заведомо превосходящими вас по силе противниками — это совершенно не то место, куда хочется возвращаться после далеких странствий и полных опасности приключений.

— Ну, а у меня припасено кое-что действительно интересное.— Буквально лучившаяся от удовольствия пума-Зоул прервала мои грустные размышления, вернув к раздаче праздничных слонов.

— Сейчас он презентует нам свою облезло-вылинявшую шкуру.— Мой вечный спутник даже не пытался скрыть глубокого пессимизма.

После подарочков Антопца это меня не слишком удивило бы.

— Ну иди же сюда, мой маленький...— В лапе у пумы оказалась небольшая коробочка наподобие спичечного коробка, которую она, слегка потряхивая, поднесла к моему уху.— Слышишь?

— Да,— ничего еще толком не понимая, кивнул я.

— Шуршит?

— Шуршит.

Было непонятно, куда она клонит, но тревожное предчувствие чего-то нехорошего холодными тисками сдавило грудь.

— Он твой!

Взяв коробок из протянутой лапы, я совершенно не знал, что с ним делать дальше.

— Открой.— В улыбке грациозной кошки мне почудилась какая-то фальшь, но так как от меня в данном случае все равно ничего не зависело, я почел за лучшее подчиниться приказу и открыл зловещий шуршащий подарок.

Дурные предчувствия меня не обманули — внутри оказался самый настоящий скорпион, который с невероятной скоростью взбежал вверх по руке, с плеча перепрыгнул на щеку, одним прыжком преодолел расстояние до выбитого глаза и...

И забрался внутрь.

Я кричал и кричал во всю глотку, не в силах остановиться, потому что знал: как только я прерву этот дикий нечеловеческий вопль смертельно раненного животного, так сразу же, не сходя с места, сойду с ума. Причем не на какое-то время, а окончательно и бесповоротно, навсегда.

Когда в вашей голове шебуршится отголосок чуждого разума, это, разумеется неприятно, однако можно слегка напрячься и пережить такое, но если к вам в мозг заползает реальное отвратительное членистоногое... Нет, даже не так — если к вам в голову через пустую глазницу ныряет скорпион, то это уже все — предел, последний рубеж, который невозможно преодолеть и за которым уже вообще ничего нет.

Сознание выключилось неожиданно, словно разбитая лампочка. Может быть, именно это меня и спасло. Когда я пришел в себя, мне показалось что эта безумная картинка — скорпион, ныряющий в глаз, не более чем призрачный отголосок кошмарного сна.

— Вот уж не думал, что мой старый друг Аспирин выберет для такой ответственной миссии, как кража артефакта, подобного неженку.

Я лежал на полу, а прямо надо мной возвышалась фигура все той же облезлой пумы, которая...

Продолжать мысль не хотелось, и я крепко зажмурился, чтобы отогнать от себя ужасное видение, но, как было издавна заведено на Глове, детский фокус с зажмуриванием ничего не дал, хотя...

Хотя теперь ко мне снова вернулось стопроцентное зрение. Проще говоря, из одноглазого пирата я превратился в полноценного человека.