Анастасия Вернер - Кровавый закон

— Если твой атрофированный разум помнит, то я был не против и брюнетки с кривыми ногами.

— Если ты сейчас не заткнешься, я тебе врежу, — не выдержал Ринслер.

— Насколько я помню, раньше ты лежачих не бил.

— Зато я всегда бил идиотов.

— Тогда тебе нужно подняться уровнем выше. Насколько я помню, там их вечно было навалом.

Ринслер резко встал. У него руки чесались по чему-нибудь ударить, а еще лучше сжать чью-то шею, и с каждой секундой сдавливать ее сильнее, сильнее… но он сдерживался.

— Я смотрю тебя ни чем не взять, — даже с каплей уважения усмехнулся мужчина. — Лежишь тут в полном дерьме, и все равно умудряешься всех бесить.

— Ну почему всех. Я добрый. И девушкам я нравлюсь.

От этих слов Ринслер искренне расхохотался. Громкий звук отразился от стен, и заставил их обоих поморщиться.

— Девушкам? Это кому? На данный момент я знаю только одну, и то, она тебя боится до дрожи в коленках.

Лекс усмехнулся.

— Да, я заметил. Такая боязливая. Что ни придет, вечно начинает орать.

— От страха, — дополнил Ринслер.

— Ну, я бы так не сказал.

— Лекс-Лекс, — покачал головой мужчина, — знаешь, что я делаю даже лучше, чем ножами махаю?

— Нет, и не хочу знать, — в приторном ужасе поморщился Лекс.

— Я сразу распознаю ложь, — продолжил Ринслер. — Тебя я знаю лучше всех. Даже не пытайся.

— Нарекаешь меня лжецом? — неправдоподобно возмутился мужчина. — Как можно! Я же душу тебе изливаю. Хотя, ты прав. Я не слишком люблю костлявых полуживых девчонок. Того и гляди развалятся.

— Да-а, друг, — восхищено протянул Ринслер. — Если уж Арли для тебя костлявая полуживая девчонка, то я даже не представляю, как ты тогда отреагировал на ту, с бородкой.

— Арли? — переспросил Лекс.

— Да, Арли. Так зовут ту толстую тетку… ах, да, прости, костлявую и полуживую девчонку, что приносит тебе еду.

— Арли? — нахмурил брови мужчина.

— Ты глухой? — разозлился Ринслер. — Арли! Что тебе не понятно в этом имени?!

— Арли, — усмехнулся Лекс, и покачал головой. — Да ты еще глупее, чем я думал. Арли. — На лице заиграла уважительная улыбка. Он не знал, как эта дурочка умудрилась все провернуть, но то, что Ринслер до сих пор ничего не знал, заслуживало отдельной медали.

— Что с тобой, Лекс? — серьезно спросил мужчина. — Ты сам на себя не похож.

— Год уже прошел. Было бы странно, если бы мы остались прежними.

— Ты — та еще козлина. Но ты же и так это знаешь? — с горькой усмешкой спросил Ринслер.

Он устало прислонился спиной к стене. Злость куда- то испарялась. Ее место занимало непонимание, недоумение… и как бы ни было тяжело это признавать, еще и обида.

— Зачем ты пришел? — спросил Лекс.

— Посмотреть, как ты подыхаешь тут.

— Тогда заходи почаще.

— И не надейся.

Ринслер злобно сплюнул.

— Хотя знаешь, есть еще одна причина. Я давно хотел спросить…

— Почему, — догадался Лекс.

— Да, почему. Былого не вернешь. Я не смогу вновь пережить тот побег и хорошенько врезать тебе. Просто объясни: почему?

Ринслер был пьян. Кто знает, может, в трезвом уме он бы и не сунулся сюда. Однако он был здесь и, возможно, в последний раз. Лекс непроизвольно стукнулся затылком о стену. Он понимал, что должен сказать правду. Вот только проблема была в том, что он сам ее не знал.

— Ну?!

— Я не знаю. — Голос Лекса стал приглушенным. — Слишком долго мы готовились к этому. Слишком многое было поставлено на кон. Как можно было тогда отступить?

— Ладно. Плевать мне на твои мотивы. Но почему ты не вернулся, придурок?!

— Куда? Снова в это логово смерти?!

— Ты хоть знаешь, — злобно прошипел Ринслер, прислоняясь лицом к решеткам, — что я тут пережил, а? Бьюсь об заклад, в пустыне ты и половины всего этого не испытывал. За одно это тебя стоит убить.

Лекс резко придвинулся к решеткам. Их лица оказались друг напротив друга.

— Ну давай. Убей. Думаешь, мне жалко?! Да я жду этого, мечтаю об этом! Давай! Что ты так смотришь на меня? — мужчина рассмеялся. — Ну конечно. Я тоже помню наш уговор. Ты не сделаешь этого.

— Ошибаешься, — прошипел Ринслер.

— Ты знаешь, что меня тут держит. А я знаю, что держит тебя. Ты не сделаешь этого. Или хочешь поиграть «на слабо»?

Ринслер резко отпрянул от решетки.

— Да пошел ты.

— Давай, дружище. Как в старые добрые времена. Где коробка? Она ведь у тебя, верно? Да, я бы тоже ее не выкинул.

— Сколько уверенности, — усмехнулся мужчина. — Но ты прогадал. Ее у меня уже нет.

— Брось, Ринслер. По тебе видно. Где она? На прежнем месте? В серванте?

— Ты скотина, Лекс. И всегда им был.

— Что, слабо?

— Иди к черту. Даже если бы на кону была твоя жизнь, я бы не стал с тобой играть. К сожалению, я знаю, чем это кончается.

Лекс усмехнулся.

— Столько времени прошло, а ты по-прежнему боишься рисковать.

Ринслер резко треснул руками по камере.

— Я. Ничего. Не боюсь. Мне выгодней победить тебя в равном бою. На арене.

— В равном? — скептически поднял бровь Лекс. — Это как в прошлый раз? Когда твои ребята исполосовали своими ножами мне все тело, а? Это ты называешь равным боем? Прости, но бой, где ты заведомо проиграл, называется подставой.

— Я не знал об этом, — сплюнул Ринслер.

— Это уже не важно. Важно то, что я тут, умираю, дружище. А ты там. Тоже подыхаешь. Только медленнее.

— Не знаю, как тебя, а меня все устраивает.

— Мы все равно все сдохнем тут. Вопрос в том, как.

— Нет, Лекс. Вопрос в том, кто быстрее. Спорим на бутылку твоего любимого виски, что первым будешь ты?

— И кто из нас еще скотина? Если так не терпится посмотреть, как я умираю, сделай это сам.

— Не-ет, — усмехнулся Ринслер. — Таких одолжений я не делаю. Мы не делаем, помнишь? К тому же, ы люблю растягивать удовольствие. Лови.

Мужчина кинул своему бывшему другу кусок белого хлеба в камеру. Не черствого, свежего. Но Лекс только усмехнулся.

— Подачка?

— Еда, идиот.

— По-твоему я стану это есть?

— Можешь выпить, — разрешил Ринслер.

— Таких высот я еще не достиг.

— Все еще впереди. Ешь. Посмотрим, сколько ты так протянешь.

Мужчина развернулся и уже собирался уходить, как оклик Лекса заставил его остановиться:

— Эй, дружище.

— Чего тебе? — повернулся тот.

— Помнишь девчонку, что попала сюда вместе со мной?

— Ее трудно забыть.

— Где она?

— Твое какое дело?

— У меня к тебе просьба.

— Я что, похож на доброго волшебника?

— Это уже тебе решать. Просьба меня никак не касается.

— Да что ты говоришь? — восхитился Ринслер, и спустя мгновение добавил: — Чего тебе надо?

— Не мне. Ей.

— Ей?

— Ей. Накорми ее лишней тарелкой каши.

— Каши? — опешил Ринслер.

— Да. Считай это моим предсмертным желанием.

Ринслер смотрел на нее таким пристальным взглядом, что Олиф кусок в горло не лез, а уж целая тарелка каши тем более. Девушка неловко поерзала на месте. Это выглядело настолько нелепо, что ей казалось, будто строгий папочка следит, чтобы непослушная дочурка исполнила свое наказание. И Олиф бы съела эту кашу (чего греха таить, в животе пустовала бездна), но вот только не так.