Владимир Свержин - Башни земли Ад

Кристоф де Буасьер чуть подправил линию губ и отошел, чтобы полюбоваться рисунком. Теперь казалось, что Анна, задумчиво взирающая на мир своими бездонными, как флорентийское небо, глазами, будто бы прячет улыбку. Вот еще мгновение, и она рассмеется, да так, что переполняющая ее радость, словно пожар, охватит всю округу, и не будет ничего, способного эту радость омрачить.

— Хорошо. — Кристоф с довольным видом засунул кисть за ухо и размял пальцы. — Моя госпожа желает взглянуть на работу?

Анна Венгерская подошла к холсту, едва заметно улыбнулась, посмотрев на восхитительное творение юного гения, и вдруг, встав на цыпочки, прикоснулась к его щеке губами.

— Я… я… — Слова, и до того не слишком часто слетавшие с языка оруженосца, вовсе разбежались, да так быстро, что минуты три он не мог отыскать ни единого. — Я лишь хотел спросить, — задыхаясь от волнения, прошептал он, — какой вы желаете вид позади себя. Дижон, Пьемонт или, может, здесь? Тут прекрасные сады.

— Нет, — мягко и нежно произнесла Анна, доставая из рукава тонкий шелковый платок и вытирая им вспотевший лоб юноши. — Изобрази позади меня поле, на котором в полном вооружении гарцуют друзья мои: герцог Бургундский, князь Савойский, твой господин со штандартом пресвитера Иоанна, этот верзила Сфорца, флорентийцы, герцог Феррарский.

— Но ваше высочество, я не знаю, как выглядит штандарт пресвитера Иоанна…

— Спроси у Вольтарэ или придумай сам. Главное, сделай это как можно быстрее. Я во что бы то ни стало желаю послать этот портрет моему дяде Сигизмунду.

— Я думал, я предполагал… герцог Жан… — залепетал сконфуженный де Буасьер.

— Если счастье будет на его стороне, он получит нечто более ценное, чем портрет. Что же касается твоей замечательной картины, возможно, она сделает то, чего не смогу сделать я сама. Мой дядя умный человек и умеет понимать и без слов. Сделай же наилучшим образом то, о чем я прошу тебя, милый Кристоф.

Баязид забрал в кулак свою длинную бороду. Полученные им вести заставляли насторожиться. Каким-то невероятным образом разбойники королевича Стефана умудрились одолеть Гусейн-пашу, а затем — Юнус-бея, на чью верность он рассчитывал безоговорочно, ни с того ни с сего открыл ворота Лозника перед сербами. Как бы мало сил ни оставалось в стенах крепости, их было достаточно, чтоб продержаться полторы, а то и две недели, а тогда бы он вернулся и собственноручно расправился с изменником Стефаном. Но нет. Лозник в руках сербов, очень скоро они займут и все прочие горные крепостицы, и тогда уже выбить их будет невозможно.

— Это все, что ты хотел сказать? — дождавшись, пока умолкнет гонец недоброй вести, спросил Баязид.

— Увы, нет, о величайший из великих. Стефан сделал в Лознике краткую остановку, желая дать отдых своим войскам, теперь же он следует за тобой.

— Вот как? — Баязид дернул себя за бороду, словно желая вырвать ее с корнем. — Что о себе возомнил этот наглец? — Он прикрыл уставшие глаза, и ему живо представилось, как армия доходит до побережья, грузится на корабли и отплывает в сторону Венеции, а по еще не остывшему следу ее идет сербский королевич, убедительно растолковывая всем, что именно от него османский султан — тень и глас Аллаха на Земле — улепетывает, как вспугнутый заяц.

— Много ли с ним войск?

— Несчетно, мой господин, — поклонился сепаг, чудом спасшийся из Лозника. — Я стоял на башне рядом с Юнус-беем и не видел конца этому воинству. Из всех земель гяуры привели отряды к Стефану. Когда вымпелы их рыцарей хлопают на ветру, кажется, что огромный дракон взлетает над землей. Когда пехота их вздымает свои пики — будто лес голых деревьев вырастает перед очами.

— Ты напуган, — сквозь зубы процедил султан. — Твоими устами говорит страх.

— О нет, мой повелитель! Я и прежде шел за твоим бунчуком, и впредь готов служить верой и правдой. Я говорю лишь то, что видел. Рать Стефана неисчислима, и она идет за тобой.

— Ступай, — отрезал султан. — Визирь передаст тебе мою волю.

Запыленный, едва держащийся на ногах после долгой скачки воин, чуть покачиваясь, вышел из шатра, и Баязид Молниеносный остался один-одинешенек со своей нелегкой думой.

«Он преследует меня, — размышлял старый воин. — Возможно, он даже знает, что мне все равно придется уйти. Если так, то не станет нападать вплоть до самого берега. Там войско остановится, и даже если корабли будут ждать, все равно последует неизбежная заминка. Самое время ударить, когда часть войска на борту, а другая ждет своей очереди. Если так — значит, мы имеем неплохую возможность устроить Стефану западню». Баязид хлопнул в ладоши, призывая визиря.

— Здесь ли еще гонец от тартарейского эмирала?

— Здесь, мой повелитель.

— Сейчас я напишу ему письмо. Пусть отряд, который он намерен высадить на одном из здешних островов, сойдет наземь тут. Я укажу место. Дай ему лучших коней, дай охрану из моих телохранителей. Он должен оказаться на привезшей его шебеке как можно быстрее.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой государь.

— Как только закончишь с этим, скомандуй, пусть трубы сигналят зо́рю.

— Но ведь ночь, мой господин. Войско отдыхало не более пяти часов после дневного перехода.

— Мы должны торопиться. — Баязид поднялся со своего походного трона. — И доведи до каждого: кто хочет выспаться, рискует заснуть вечным сном. Ступай.

Гонец с посланием Баязида мчал, загоняя коней. Воины, сопровождавшие его, природные наездники, к концу пути валились из седел от усталости.

Экипаж шебеки поднял паруса, и с утренним бризом корабль вышел в море, несмотря на сильную зыбь, грозившую перерасти в шторм. Корабль мчал, держа курс навстречу ромейской эскадре, но никому на его борту не было ведомо, что ночь тому назад, едва улеглись спать на палубе посланные Тимуром воины, по рядам гребцов и матросов пополз глухой шепоток: «Пора!».

Тихо свалились на палубу цепи, заблестели в свете луны отточенные кинжалы. Спустя час во всей эскадре не осталось ни одного тартарейца. Лишь кильватерная струя еще долго отливала красным от пролитой крови.

Корабль с гонцом спешил навстречу эскадре. И вот наконец на второй день пути после полудня вдали показались вымпелы эмиральской каракки.

— Аллах услышал мои молитвы, — прошептал гонец, воздевая руки к небесам. — Я уж было подумал, что мы разминулись.

Он собрался подать сигнал, однако на флагмане и без того увидели лежащую в дрейфе шебеку. Шлюпка с шестью гребцами отвалила от борта посыльного судна. С борта каракки опустили трап, и гонец сноровисто полез на палубу, спеша передать эмиралу весть от Баязида. Магистр Вигбольд в чалме на турецкий манер, с хинджаром [34] Хинджар — восточный кинжал обратновыгнутой формы. за широким кушаком, приветливо улыбаясь, шагнул навстречу посланцу Баязида.