Владимир Лосев - Охотник

Он сбежал по ступенькам и пробежал по еще одному коридору, ища открытые двери. В конце обнаружилось помещение, где когда-то, похоже, находилась насосная. Насосы, впрочем, и сейчас были там, только проржавели от времени. К ним подходили трубы со всех сторон, две из них шли прямо над потолком, на них он и запрыгнул.

Теперь его никто не сможет увидеть, даже если осветят все помещение. Он закрыл глаза, взялся за рукоятку кинжала и воткнул его в стык, чтобы держаться.

И тут его скрутило: на коже выступил обильный пот, сердце застучало как бешеное, а в мозг словно кто-то воткнул раскаленные гвозди. Как ему было плохо!!! Каждая клетка тела словно сошла с ума. По коже поднимались волоски, ему то становилось жарко, то холодно. В животе словно кто-то рвал его внутренности острыми зубами, а в голове жила нестерпимая боль, которая закрывала окружающее плотной пеленой. Крот лежал и медленно умирал, другого объяснения происходящего у него просто не было.

Он явно перегрузил свой организм, спасаясь от неминуемой смерти и теперь разваливался на части. Его тело не выдержало такой скорости, и теперь он угасал постепенно, неотвратимо.

От камешка шло приятное тепло, только оно позволяло ему не сойти с ума, остаться в этом мире, выжить…

Приступ продолжался недолго, минут пять, но после того, как он закончился, Вадим снова стал воспринимать окружающее как прежде в нормальной скорости. Когда сердце перестало бешено колотиться о ребра, а пот высох, а в голове прояснилось, он отдышался, напряг свое новое зрение и попытался рассмотреть то, что происходит в печном зале.

Наверное с его бегства прошло не так уж много времени, потому что легкий пороховой дым еще не развеялся. А парни с автоматами, перестав стрелять и разделившись на пары, тщательно обыскали печной зал, заглядывая в каждый угол. Шишимору они не увидели. Она, пользуясь темнотой, проскользнула у них между ног, выскочила в коридор и теперь торопливо ковыляла по его следу.

Обыскав весь зал, охотники собрались у круга. Харон, выслушав их доклады, показал на пентаграмму — должно быть решил, что Вадим воспользовался порталом и ушел в другой мир. Другого объяснения его исчезновения он вряд ли бы нашел. Да и сам Крот не очень понимал, почему он не лежит там вверху изрешеченный пулями. Поверить в то, что человек может двигаться с такой невероятной скоростью, значило бы поверить в фантастику. Не может человеческое тело так быстро двигаться. Нет у него таких резервов, мышцы для этого не предназначены, скорость сигналов в нервных окончаниях невелика — да мало ли что еще? Правда, Вадим знал об историях, когда люди в стрессовых ситуациях становились способны на невероятные вещи. Один папаша перевернул трехтонный грузовик, чтобы выручить свое чадо, попавшее под него, другой выбросил тяжелый сейф в окно, чтобы спасти свои деньги. Но какое это отношение имеет к нему, он обычный человек…

Крот вздохнул, грустно усмехнулся и поставил галочку в своем мысленном разделе «странное» и продолжил наблюдение за тем, что происходило в печном зале.

Походив по залу, подумав, Харон вытащил мел, нарисовал еще один круг вокруг пентаграммы, и минут пятнадцать ползал вокруг него, покрывая его наружную сторону разными непонятными значками. После этого три раза обошел нарисованный им круг, бубня что-то себе под нос — вероятнее всего какое-то заклинание.

После этого он махнул рукой, парни убрали оружие и дружной толпой двинулись к выходу. Ворота за собой они закрыли на замок и засовы, как и калитку, вышли во двор, сели в свои джипы и уехали, оставив Ивановича одного. Тот еще какое-то время бродил по пустым помещениям, что-то недовольно бормоча себе под нос, потом вернулся в свою каморку, заварил свежего чаю, достал огромный бутерброд с домашней котлетой и с нескрываемым удовольствием стал его поедать.

Тут и Вадим почувствовал, как он голоден. Маша уже забралась к нему на трубы и прижалась к нему, согревая своим маленьким тельцем. Он ее обнял и погладил по голове.

Двигаться не хотелось совершенно, но нестерпимо захотелось пить, поэтому он вынужден был сползти вниз, подвывая от боли в руках и ногах. Воду нашел в луже под трубой и выпил ее всю, не обращая внимания на грязь и масляные пятна, плавающие по поверхности. Высосанная влага показалась ему божественным нектаром, который, к сожалению, быстро кончился. Потом Вадим побрел к выходу, стараясь двигаться тише. Слух у Иваныча несмотря на его возраст был хорошим, в этом он уже имел возможность убедиться. Маша шла рядом, ухватившись за его штанину. Через забор котельной он перелез, забравшись на горку труб, и оказался на обычной городской улице.

Здесь запрокинул голову и посмотрел вверх, над городом висели звезды, знакомые с детства: большая медведица, стрелец, малая медведица, полярная звезда. А вот и луна с ободранным краем вылезла из-за небольшой тучки. Снег скрипел под ногами. Ветер нес в себе знакомые запахи смога и городского быта. Все было родным и знакомым и в то же время каким-то чужим. Да и его ли этот мир? Может, он все-таки родился в каком-то другом? Ну невозможно же в нем жить…

Район был незнакомым, сюда он добрался на Ниве Волка, поэтому не очень хорошо представлял, как отсюда выбираться, но, выйдя на следующую улицу, сумел сориентироваться и направился к большому проспекту. В этом районе движение было небольшим, только изредка груженые фуры проскакивали мимо, освещая его мощными фарами. Тело все еще не пришло в себя — его то морозило, то бросало в пот, да и сердце билось как-то не так. И по-прежнему все болело внутри, и окружающее виделось сквозь кровавое марево. Все больше хотелось есть, в нем просыпался волчий голод, только утолить его было нечем. Он начинал злиться, его все больше раздражало все, что виделось вокруг.

На проспекте после пятнадцатиминутного голосования ему удалось остановить такси. Машку он сунул под куртку, сел на заднее сиденье и через полчаса оказался дома.

Там слава богу ничего не изменилось: замки на месте, тихо, тепло, уютно. Вадим стащил с себя одежду, бросил ремень с кинжалом так ему и не понадобившейся в угол и отправился на кухню. Там он быстро соорудил себе огромный бутерброд с колбасой и сыром, съел его чавкая и сопя от жадности, запил пакетом молока и только тогда почувствовал себя дома. Потом он наполнил ванну горячей водой и наверное часа два отмокал, периодически засыпая. Боль понемногу унялась, правда, по-прежнему мучила жажда, и он пил прямо из-под крана, причем столько, что становилось тяжело. Потом через какое-то время возникало желание сбегать в туалет, затем снова начиналась жажда.

Похоже, организм выводил пораженные клетки, очищался. Когда он проснулся в очередной раз, то вновь почувствовал жуткий голод. Он залез в халат, добрался до кухни, на этот раз вытащил мороженую курицу и, кое-как разморозив ее в микроволновке, съел сырой, посыпая перцем и специями. Показалось очень вкусно, но мало, поэтому он достал еще большой кусок вырезки и, настрогав ее в виде соломки, съел.