Артем Каменистый - Адмирал южных морей

— И превратить порт в сплошной костер? А каково самим тогда придется?

— Простите, сэр, не подумал.

Баллистам до полноценной артиллерии далеко, но с такими снарядами, имея дело против построек из горючих материалов, можно многого добиться. Альлаба город приличный лишь по местным меркам. Легким снарядом от порта можно почти до окраины добить — ведь кварталы растянулись вдоль побережья полосой, ширина которой редко превышала четыре-пять сотен метров. Если вдоль нее возникнет линия новых пожаров, обитатели окажутся меж двух огней. Хотелось бы, чтобы все сгорели, пусть даже и ни в чем не виноватые. Гнойники принято выжигать каленым железом, и если при этом пострадает еще не сгнившая плоть, не страшно. Да и нет у меня возможности сортировать тех, кто окажется в раскаленной ловушке.

Время перезарядки баллисты около полутора минут, с этой периодичностью в город начали летать горшки с зажигательной смесью. Не знаю, как здесь организована пожарная охрана, и организована ли она вообще как-нибудь, но, стоя на стене, наблюдал все новые и новые очаги пожаров, возникающие в стороне от огненных дорог, оставленных нашими отрядами.

Примерно через сорок минут после начала обстрела баллист осталось пять — шестая сломалась. В принципе можно было прекращать обстрел. Очаги отдельных пожаров, соединившись по центру, породили такое пламя, что поднялся ветер, несущий в огонь новые порции кислорода, усиливающие эффект тяги. Запылало гораздо веселее, даже без нашей помощи занимались все новые постройки от искр и каких-то тлеющих ошметков, летающих по небу будто фантастические ночные птицы. Странно, но дыма при этом почти не было, и при таком освещении я легко мог рассмотреть окраины, где тоже все было очень плохо.

Альлаба пылала, и можно не сомневаться, что, когда пламя уляжется, редкие уцелевшие постройки будут украшать сплошное пепелище.

Каждый воин считал своим долгом подняться на стену и бросить взгляд на почти сплошное море огня. Чтобы запомнить и рассказывать потом долгими зимними вечерами тем, кто такого никогда не видел и не увидит. А Саед так вообще каждые пять минут бегал. Наверное, боялся пропустить подробности, которые потом, после героической смерти, придется докладывать предкам на небесах.

Еще перед превращением отдельных пожаров в сплошной «мегапожар» местные сумели организоваться настолько, что высыпали толпой к порту, намереваясь разобраться с баллистами. Но, наткнувшись на запертые ворота, остановились, а после пары залпов из арбалетов и луков начали разбегаться, напрочь растеряв всю свою воинственность. Оружие было у единиц, большинство обзавелось разнообразным дрекольем, а так как военный опыт здесь имелся у многих, толпа прекрасно понимала, что против нас им даже в чистом поле мало что светит, а уж на такой прекрасной позиции и подавно.

Мы отчалили в предрассветных сумерках, поймав отлив. Гавань ярко освещали разгорающиеся корабли, забрать которые у нас не хватало команд, за спиной уже не пылал, а густо дымил уничтоженный город. Такое впечатление, что в Альлабе остались лишь два живых человека — стражники в караулке у ворот. Но состояние у них было таково, что они стада чертей перед глазами не заметят, не то что пожара за дверью.

Воины были довольны, наяривая на веслах, горланили воинственные песни, смеялись, перешучивались. А чего им не радоваться? Повеселились на славу, к тому же без потерь, взяли добычу в виде доспехов и оружия, за которую каждый получит долю после пересчета на серебро. На суше я с этой традицией покончил, но в море сделал уступку, главным образом из-за матийцев.

Краем глаза заметив неладное, обернулся, увидел, как младший стражник с деловым видом семенит по палубе, перетаскивая увесистую бухту каната.

— Ты что здесь делаешь? — изумился я.

— Мне горбатый разрешил остаться с вами.

— Да что ты говоришь! И зачем же ты решил остаться?!

— Так что мне в городе делать? Да его уж и нет, города.

— А семья твоя?

— Отца не знаю, мать уж два года как в могиле. Зарезали ее, когда дурной болезнью наградила не того, кого можно награждать. А сам я не пойми какой по счету ребенок, того и гляди подсунут неназываемым, выдав вместо своего. Кто защитит такого? Да никто… Давно бы ушел, но куда? Я не ленивый и не пьющий. На пьяниц насмотрелся — не хочу себе такой жизни. Что скажете, то и буду делать, без обмана и дури. Так можно с вами или запретите?

— Не за борт же тебя бросать… Оставайся. Но смотри у меня: чтобы честно служил!

— Благодарствую, и не сомневайтесь, не вороватый я.

Еще одно прибавление, причем сомнительное. А… одним больше или меньше, какая теперь разница… Одних рабов взяли полторы сотни, а ведь не рассчитывали на такую прибавку.

А сколько их сгинуло в городе, не успевших выбраться из огня?..

Ну его… Прочь подобные мысли из головы. Это война, а на войне не только солдаты гибнут. Я и так сделал гораздо больше, чем мечтал. До сих пор не верю, что у нас все получилось.

Теперь бы еще ноги унести отсюда…

Адир Кадак не был коренным уроженцем победоносного юга. Родился он в далекой северной стране, столь незначительной и бедной, что ее не на всех картах можно было найти. Уважали соответственно: даже не снисходя до объявления войны, по ней туда-сюда постоянно шлялись отряды различной принадлежности, начисто подметая все, что плохо лежит, и охотно заменяя отцов семейств в вопросе производства потомства. Местная элита, если можно так назвать этот унылый провинциальный сброд, пыталась хотя бы себя защитить от этих сомнительных услуг, так что у каждого, даже самого завалящего дворянчика была своя дружина и хоть хлипкий, но замок.

Не будучи благородным, Адир Кадак сумел подняться до должности управляющего одного из таких дворянчиков. Его господин в хозяйственные дела носа не совал, а совал его лишь туда, где пахло азартными играми, алкогольными возлияниями и легкодоступными женщинами. Неудивительно, что при таком образе жизни доходы не успевали покрывать расходов, образовывались долги, и когда ситуация стала уж вовсе безобразной, этот никчемный отпрыск древнего рода снюхался с эмиссарами южан, предоставив свой крошечный порт под временную базу для их грандиозного набега.

В тот год темные взяли неслыханно великую живую добычу: их корабли уходили на юг, черпая низкими бортами воду. На одном из них нашлось местечко и для господина с небольшой свитой. Адир Кадак тоже ушел, прекрасно понимая, что ограбленные соседи не забудут предательства и обязательно покарают всех, кто имеет отношение к вероотступнику, стоит лишь демам скрыться за горизонтом.

Господин и на новом месте не взялся за ум. Видимо, не за что было браться. Глупо жил и глупо умер, подставив горло под нож в одном из грязных притонов Альлабы. Адир Кадак успел покинуть его задолго до этого, найдя себе пусть и скромное, но многообещающее место, откуда открывался путь к здешним вершинам.