Наталья Загороднева - Ловцы душ

- Ты ничего не хочешь мне сказать? - тихо спросила я ее, усаживаясь рядом.

Она покачала головой, не отводя взгляда от углей. Я не настаивала. Решила подождать и прислушаться к ее настроению. А оно было странным.

- Чего ты боишься?

Ее глаза наполнились слезами. Блестящие дорожки прокатились по щекам, а она не вытирала.

- Боюсь, да. Всего боюсь. - Она говорила прерывисто, через силу. - Зачем люди любят, скажи мне? Пока человек ни к кому не привязан, он свободен. Любовь сковывает по рукам и ногам, заставляет постоянно дрожать от страха за того, кто дорог. - Она всхлипнула и обняла меня. - Я за тебя теперь боюсь. За Макса.

- Солнышко мое! - Я расплылась в улыбке. - Это же прекрасно, что ты любишь! Смотри, всего пара дней прошла с нашего разговора, а ты нашла свое счастье!

- Да какое счастье? Сама себя ругаю, а сопротивляться не могу - тянет. Зачем оно мне? Снова обжечься? Я не способна быть с кем-то, характер не тот. И все равно разбежимся...

- Дурочка, - я подняла пальцами ее лицо. - Он тоже любит.

- Да с чего ты взяла? - она отпрянула и снова уставилась на огонь.

- Ты не забыла? Я просто чувствую.

Таня посмотрела на меня.

- Но и ты можешь ошибаться.

- Не веришь - не надо, - пожала я плечами. - Ничем не могу тебе это доказать. Разве что посоветую послушать свое сердце. Или и ему ты не веришь?

Она смущенно улыбнулась. Оттаяла, наконец.

- Ну, так скажешь, о чем вы говорили с Глебом?

- Да ты и сама знаешь, - вздохнула она. - О Яне.

- А какое отношение она имела к тому, что он рассказывал?

- Так это ведь она тогда... В ту ночь она исчезла. Я думала - маг все-таки уничтожил ее. А потом...

Она замолчала.

- Подожди, как в ту ночь? Она же в сентябре умерла?

- Аня, - Татьяна говорила тихо, глядя мне в глаза. - Яна вообще не умерла.

Какое-то время я сидела, ошарашенная, собиралась с мыслями, не зная, что сказать. Таня тоже молчала, помешивая кочергой угли.

- Не думай, физически ее нет на земле, - продолжила она. - Жива ее душа.

- Да? - осторожно спросила я. - И где же она?

- Я часто с ней общаюсь. Она замечательная.

Я оглянулась на всякий случай, ожидая увидеть что-то типа привидения.

- Тань, ты серьезно?

- Нет, конечно, - ответила она, вставая. - Пошутила я. Она жива в моей памяти, в сердце. И общаюсь я с ней - вымышленной.

- Ну и шутки у тебя! - обиделась я. - Предупреждать надо. Я привидений боюсь.

Таня расхохоталась и так заразительно, что и я засмеялась, сама не зная, от чего.

Зажегся свет, в комнату вошел Глеб.

- Идемте-ка, - приказал гробовым голосом, да и вид у него был не лучше.

Мы переглянулись, пожали плечами и пошли за ним. Поднялись по лестнице, вошли в кабинет.

На столе стоял раскрытый ноутбук, удивительно чужеродный простецкой обстановке. Надо же, Глеб - наш суровый Дед Мороз, и владеет компьютерной грамотностью!

- Иди сюда, - поманил он меня.

Я села на стул, он щелкнул мышкой по изображению, заиграл видеоролик. Съемка, похоже, новостная. Бледная, растерянная девушка с микрофоном на фоне деревни.

- Чудовищное по цинизму преступление совершено сегодня в поселке Северном. Зверски убита семья местного священника.

Передо мной замелькали кадры: санитары выносят из большого, добротного дома носилки с телами, упакованными в черные полиэтиленовые мешки. И самое страшное - после больших пакетов выносят маленькие - детские, много, не меньше пяти.

Меня замутило.

- Неизвестные проникли в дом, когда вся семья приготовилась к обеду. Никто из односельчан не слышал криков и шума. Неясно, почему они не оказали сопротивления: в доме находились несколько крепких мужчин. Также остается невыясненным, каким оружием совершено убийство...

Глеб снова щелкнул мышкой, на мониторе застыло в немом сожалении красивое лицо журналистки.

- Что скажешь? - спросил он меня.

Я дрожала, вдруг промерзнув до костей. Меньше всего хотелось говорить то, что чувствовала. Перед глазами стояли кадры, которых никто не увидит и не снимет: у порога трое мужчин провожают четвертого. Задержались, заговорили глухо, чтоб не слышали остальные домочадцы:

- Сколько у нас времени?

- Спроси что-нибудь полегче, - со вздохом ответил гость. - Все меняется с каждой минутой. Сами, поди, чувствуете, как растет напряжение?

Сутулый лысый мужчина с аккуратной бородкой кивнул:

- Да, тяжко становится. Звереют охотнички-то, землю роют. Давно им такой шанс не выпадал, в этот раз они ни перед чем не остановятся.

- Вот то-то и оно, Стас. Собирай народ. И... это... берегитесь сами.

- У нас все в порядке будет, - ответил молодой коренастый брюнет. - Сегодня подтянутся наши.

- Молодцы. Давайте, братья. Свидимся.

- И тебе счастливо, Глеб Борисович, - уже в спину уходящему гостю ответил старший.

Затем повернулся к родным:

- Степан, детей здесь собери, чтоб на улице не напали на них. Бабы тоже пусть не высовываются, пока помощь не придет. Антон, а ты приступай, не откладывай в долгий ящик.

Я вытерла со лба холодный пот и спросила Глеба:

- Что должен был сделать Антон?

Несмотря на позднее время, дом наполнился людьми. Сразу стало тесно и шумно. Показалось, что весь поселок собрался у нас. Не было видно, правда, детей и подростков. Только взрослые. Мне захотелось найти укромное местечко и просто побыть одной. Я пошла по коридору, сталкиваясь с незнакомыми мне мужчинами и женщинами, но все здоровались со мной и многие называли по имени. Откуда они меня знают? Так, наверное, чувствуют себя звезды. Захотелось натянуть капюшон на голову и надеть темные очки.

В комнате, где я спала накануне, было темно и пусто. Я облегченно вздохнула, свет включать не стала, подошла к окну. С высоты второго этажа было видно, что во многих домах горит свет, из труб идет дым, поднимается столбами от высоких крыш в темное звездное небо. На улице морозно... От моего дыхания запотело стекло. Как в детстве, провела пальцем по затуманившейся поверхности, нарисовала окружность, в ней - рожицу: точка, точка, запятая... Посмотрела сквозь нее на стекло, увидела свое размытое отражение, и оно показалось мне живущим отдельно, словно нас в этой комнате двое - я и та, что смотрит с темной поверхности окна. Черт лица не видно, только контуры тела. Я поправила волосы, незнакомка сделала то же. Я положила руку на стекло, и она тоже.

В голове, как ни странно, было пусто. Ни одной мысли о том, что узнала от Глеба. Совершенно нелогичное спокойствие и апатия. Подумаешь, война! Да что она значит по сравнению с тем, что я второй день не вижу Сережу. Война... Хотя, я поторопилась делать выводы. От кончиков пальцев по телу разлился холод, меня затрясло, и дыхание больше не туманило стекло. Я сжала ледяными пальцами виски. Захотелось домой. Лечь спать в свою постель, проснуться, пойти на работу. Выслушать нагоняй от шефа. Выпить литр кофе, разобрать ленту новостей, выбрать объект и отправиться на охоту. Следить за ним, выжидать время, когда можно поближе подобраться и задать несколько вопросов. Тут главное - оглушить жертву, когда размякнет, и будет находиться в добродушном настроении. А потом записывать на диктофон пьяные откровения, внутренне торжествуя: йес, я сделала это! И с видом победительницы вернуться в офис, собрать аплодисменты, сдать редактору отчет и кассету. После публикации, конечно, шум, крики, угрозы судебного разбирательства... Но кто их боится? Как говорит шеф, любой пиар во благо.