Пол Андерсон - Сломанный клинок

Выругавшись, Скафлок напал на тварь с удвоенной силой. Внезапно меч его рассыпался в прах, и тут же он услышал треск — у копья Мананнана переломилось древко.

Воины выхватили клинки, что до поры отдыхали в ножнах. Червь отполз немного назад.

Он внушал одновременно ужас и отвращение. Грязнобелое тело свернулось могучими кольцами, из разинутой пасти капал яд; в одном глазу твари торчало обломившееся копье Мананнана, другой светился лютой злобой. Непрестанно шевеля языком, змея свирепо шипела.

Скафлок поскользнулся. Громадная голова метнулась к нему, но Мананнан накрыл спутника шитом и выставил вперед меч. Лезвие рассекло раздутое горло змеи. Скафлок торопливо поднялся.

Червь взмахнул хвостом. Скафлок отпрыгнул в сугроб, Мананнан же не успел увернуться. Но прежде чем сомкнулись смертельные объятия, он погрузил клинок в омерзительное тело.

И тварь бежала! Она бежала, обрушилась снежной лавиной в холодное, черное море. Воины долго сидели на льду, жадно глотая студеный воздух.

— Мечи затупились, — сказал наконец Скафлок. — Может, вернемся за новыми?

— Нет, — возразил Мананнан. — Вдруг червь поджидает нас на берегу? Обойдемся, а с руническим клинком нам не страшно будет никакое чудище.

Подъем по скользкому, таинственно поблескивающему леднику был медленным. Мрачная гора заслоняла собой полнеба. Вдалеке раздавалось уханье молота.

Они поднимались с остановками, иногда даже засыпали и не однажды радовались, что сообразили взять с собой пищу.

Ледяной покров был местами чрезвычайно коварным, но в конце концов Скафлок и Мананнан одолели ледник, взобравшись на половину высоты горы, вершину которой венчала Полярная звезда. Едва заметная во мраке тропа уводила влево, вилась по-над самым обрывом. Путники связались веревкой и двинулись дальше. Стук молота доносился все отчетливей.

После множества падений, когда лишь веревка спасала то одного, то другого от гибели, они взобрались на уступ перед входом в пещеру, рядом с которым прикован был цепью к скале огромный рыжий пес. Он оскалил зубы и грозно зарычал. Скафлок взялся за меч.

— Не надо, — проговорил Мананнан. — Мне кажется, что, убив его, мы навлечем на себя неизбывное горе. Попробуем иначе.

Укрывшись под щитами, они поползли к пещере. Собачьи когти царапнули по металлу, громко клацнули челюсти. Животное взвыло гак, что ушам стало больно. Ему не хватило всего лишь какой-то пяди, чтобы добраться до непрошеных гостей.

Воины очутились в непроглядной тьме. Они взялись за руки и побрели на ощупь по наклонно уходившему вниз коридору, частенько натыкаясь на невидимые сталагмиты. Воздух был менее студеным, чем снаружи, но куда более сырым. Где-то шумела вода; они решили, что это, должно быть, одна из тех рек, что текут через преисподнюю. Молот стучал как будто совсем близко.

Дважды они слышали зычные крики и дважды судорожно стискивали клинки. Что-то большое и тяжелое набросилось на них и изгрызло щиты. Сражаясь вслепую, они сумели убить его, но так и не узнали, как же выглядел неведомый враг.

Вскоре впереди замерцала рдяная искорка, похожая на ту звезду, что в созвездии Ориона. Они поспешили на свет и вышли в просторную пещеру.

Ее освещало пламя, пылавшее в кузнечном горне. Оно обагряло инестые стены, которые увешаны были всяческими инструментами умопомрачительных размеров. А у наковальни стоял етун.

Он был так высок, что голова его едва виднелась в полумраке, и так широк в плечах, что казался, несмотря на свой рост, приземистым. Его волосатое тело, все перекрученное, но налитое силой, прикрывал лишь фартук из шкуры дракона. Черные волосы и густая черная борода ниспадали ему до пояса. Правая нога великана была чуть короче левой, на спине выпирал безобразный горб, а руки доставали до земли.

Почуяв путников, он повернулся к ним лицом — плосконосым, широкогубым, в шрамах и ожогах. Под кустистыми бровями зияли пустотой глазницы. Ётун был слеп.

Гулкий голос его напоминал шум воды тех рек, что текут через преисподнюю.

— Охо, охо! Три сотни лет трудился Болверк в одиночестве. Видно, приспела моя пора.

Он отшвырнул меч, который ковал. Тот с оглушительным звоном ударился о стену, и эхо долго еще гуляло под сводами пещеры.

Скафлок, ничуть не устрашенный, произнес:

— Я принес тебе то, что ты знаешь, Болверк.

— Кто ты? — воскликнул етун. — Я чую смертного, но в нем много от обитателя Волшебной страны. Я чую другого, он полубог, но не принадлежит ни к асам, ни к ванам, — великан пошарил вокруг себя. — Вы мне не нравитесь. Подойдите ближе, чтобы я мог разорвать вас на кусочки.

— Мы пришли с поручением, от которого ты не посмеешь отказаться, — сказал Мананнан.

— С каким? — прогремел голос етуна.

Скафлок сказал:

Он развернул волчью шкуру и кинул половинки клинка к ногам великана.

Болверк подобрал их.

— Да, — прошептал он, — я помню этот меч. Моей помощи искали тогда Дирин и Двалин. Им нужен был добрый клинок, чтобы откупиться от Свафрлами, а заодно и покончить с ним. Мы заковали в сталь лед, смерть и бурю, могучие руны и заклинания, неутомимую жажду крови, — великан усмехнулся. — Многие воины владели им. Он приносит победу. Ничто не может устоять перед ним, и лезвие его всегда остается острым. Жато его ядовито, раны, которые он наносит, не исцелить ни снадобьями, ни волшбой, ни молитвой. Однако на нем лежит проклятье — всякий раз, когда его обнажают, он должен испить крови. А еще — он губит того, кто им владеет.

Ётун наклонился вперед.

— Потому, — закончил он с расстановкой, — Тор сломал его. Ни у кого больше во всех Девяти Мирах не хватило на это сил. И с тех самых пор клинок покоится в земле. Но — ты говоришь, что Локи призывает к оружию. Значит, время близится.

— Думай что хочешь, — пробормотал Скафлок.

Ётун не слышал его. Пальцы Болверка любовно поглаживали лезвие меча.

— Время близится, — повторил великан шепотом. — Скоро наступят сумерки мира, боги и етуны перебьют друг друга, и придет конец мирозданию. Пламя Сурта пожрет небесную обитель, солнце погаснет, земля скроется под водой, звезды сорвутся со своих мест. Кончается мое рабство! С радостью я исполню твою просьбу, смертный!

Он принялся за работу. Молот с размаху обрушивался на наковальню, высекая искры. Великан ковал клинок, произнося заклинания, от которых сотрясались стены пещеры. Скафлок и Мананнан отступили в темный коридор.

— Я начинаю жалеть, что связался с тобой, — сказал сын Лера. — Зло возрождается к жизни. Никто и никогда не называл меня трусом, но я ни за что не коснусь этого меча. Где твоя мудрость, Скафлок? Он изведет тебя.