Виктор Исьемини - Летний зной

— Ну и? И что? При чем здесь берцовая кость?

— Ах, ваша очаровательная милость, да реликвии, которые хранятся в храмах сплошь таковы! От них-то святость и исходит, ибо люди искренне веруют в подлинность. Святость в вере! А это… ну Гунгиллино, ну и что? Раз никто не верит, то выходит не святость, а богохульство.

— Оригинально, — только и выговорил Ингви. А потом совершенно неприлично заржал.

Во второй половине дня со стороны открытого моря поползли тучи, небо затянуло серой пеленой, волнение усилилось. Солнце светило сквозь дымку и грело, кажется даже сильней, чем в погожий денек. Из-за избытка влаги в воздухе сделалось душно, Ингви потянуло в сон, и он отправился в каюту. Во время двухдневного морского перехода успели выспаться все пассажиры.

Проснулся Ингви под вечер, вышел на палубу и отметил, что Лотрик снова ведет судно вдоль берега. Здесь суша выглядела веселей, чем на юге — в устьях рек виднелись развалины, иногда среди них поднимался дым, люди заново обживали побережье после набегов северян. Земля в этом краю была зеленая, наверняка плодородная.

Король поглядел в синеющее небо, потом обратился к Томену, который оказался поблизости:

— Сколько нам еще плыть? Далеко до Велинка?

— Моряки не говорят «плыть», — поправил рыжий, — они говорят «идти». Думаю, меньше часа осталось при таком ветре.

Ветер сделался потише, чем днем, но паруса исправно надувались.

— Ага.

— До захода солнца будем на месте, — уточнил Томен.

Это было важное замечание — после захода в гавань могли и не впустить. Но держался Пекондор уверенно, так что Ингви заключил: нет повода для беспокойства, «Одада» поспеет к сроку. Зато рыжему пришла охота поболтать.

— Это даже неплохо, что придем под вечер. Меньше ждать придется.

— Ждать? Кого?

— Ну, так ведь люди, с которыми я вас сведу, с ними только ночью можно встречаться. Днем гораздо сложней их отыскать. Я и не припомню, чтобы хоть раз засветло с ними виделся.

— Шустрый ты парень, с кем только знакомства ни свел.

— Ремесло требует! И вот еще что… должен предупредить: контрабандисты — ненадежный народ. То есть они исправно держат слово, блюдут договоры и так далее… — Томен помолчал, — но не всегда. Их бог — выгода. Постарайтесь повернуть дело так, чтобы им было выгодно оставаться честными, и не пожалеете, что связались с этой братией. Ну и я замолвлю словечко, разумеется.

— Благодарю, — Ингви ухмыльнулся, — может, мне показать им пару фокусов, чтобы… ну, как бы это… чтобы привлечь внимание? У меня имеются наготове кое-какие заклинания, обычно они производят впечатление.

Ингви повел рукой, между пальцев проскользнули искры неприятного зеленого цвета. Великолепный привычным жестом взлохматил рыжие патлы.

— Не могу советовать, не зная, как пойдет беседа. Только не убивайте никого, это будет лишним. Контрабандисты — народ до Гангмара злопамятный… О, смотрите-ка — вот и Велинк показался!

Ингви оглянулся — по ходу барки в море выдавался длинный мыс, над которым отчетливо выделялась крепостная стена с башенками. Солнце уже опустилось к поверхности воды, и красные лучи окутали укрепления огненным ореолом. Велинкская пристань выглядела очень красиво.

Красивой она оказалась и вблизи. «Одада» проскользнула между бастионов, охраняющих залив, образованный устьем реки. Вода здесь была проточная и чистая — не то, что в ливдинской гавани, стены и пристани — заботливо подкрашены, а домики таможенной службы на берегу — аккуратно выбелены. По сравнению с нарочито неопрятной Ливдой и захудалым городком, где переночевала барка, Велинк казался нарядным и праздничным. Когда Ннаонна шумно похвалила «красивенький город», Пекондор неопределенно ответил:

— Здесь соблюдают порядок.

Вскоре стало ясно, что колун имел в виду — чиновники в Велинке не брали взяток, и обязанности исполняли ревностно. Так что досмотр был учинен по всем правилам, и груз «Одады» вызвал неприятные вопросы. Пекондор, конечно, готовился к объяснению заранее, и его ответы были приняты, хотя рыжий заработал немало неприязненных взглядов. Орочье железо — товар подозрительный. Поскольку стемнело, осмотр закончился при свете фонарей. Выяснилось, что среди портовых чиновников находился маг, этот светил волшебным огоньком, который разжег на посохе. Колдунишко был так себе, слабенький, но, когда чиновники покинули борт, Ингви вздохнул с облегчением — к счастью, Древо не вызвало интереса велинкского мага, хотя тот время от времени вздергивал голову и косился по сторонам — ощущал поток маны. Тем не менее, орочьи поковки отвлекли чиновников, и Древу внимания не уделили. Когда процедура досмотра окончилась, Томен шумно выдохнул и объявил:

— Ну вот, дельце сладилось. Теперь — в город, сведу вас с нужными людьми.

Его облегчение было настолько очевидным, что Ингви сразу понял: на самом деле Великолепный очень и очень сомневался в том, что ему дозволят сгрузить здесь рисковый товар. Сомневался, но виду не подавал, как и надлежит образцовому чародею.

Когда собрались в город на поиски контрабандистов, Ингви велел Никлису оставаться на судне — приглядывать из Древом, и за монахами. Теперь, когда нарушилась схема, тщательно выстроенная начальником альдийской стражи, за Тонвером и Дунтом следить стало некому. А ведь монахам вполне могла прийти в голову мысль уносить ноги, пока не поздно. Ингви не отдал им обещанной доли проклятого золота, посулил, что рассчитается, когда станут прощаться. Однако страх мог пересилить в святых отцах жадность. Так что с Пекондором отправились Ингви и вампиресса.

Колдун пообещал, что идти недолго, нужных людей, вероятно, удастся отыскать в портовом кабаке. Ночной Велинк оказался почти таким же красивыми и нарядным, как и дневной — улицы были освещены, тут и там горели яркие фонарики. Людей было немного, но зато прохожие не казались торопливыми либо настороженными — шагали по своим делам чинно и без страха. Томен объяснил, что пустынно здесь, в районе порта, а в центре города и ночью людно и весело.

Вскоре отыскали нужное заведение — кабак назывался «Якорь», на вывеске и был намалеван этот предмет.

— Днем здесь самое приличное заведение, все чинно и мирно, а ночью собираются рисковые люди, — пояснил Великолепный, толкая дверь, — сейчас увидите.

Внутри было темно, под потолком не было ни ламп, ни свечей. Освещен был дальний угол длинного зала, там за стойкой сидел хозяин, хмурый неприветливый мужчина. Огоньки свечей трепетали на столах — такой здесь был порядок. На занятые столы ставили свечи, кто хотел, тот давал себя разглядеть, кто не хотел — попросту отодвигался подальше в тень. Любой стол, не освещенный вовсе, мог считаться свободным.