Анна Мистунина - Проклятый

Тагрия звонко рассмеялась. Очень кстати — Кар почти исчерпал фантазию.

— А у колдунов есть императоры? — спросила она.

— У магов. Колдуны — это обидное слово.

— У магов, — старательно повторила она.

— Магами правит тот, к лучше владеет магической Силой.

— А ты хорошо ею владеешь?

— Хотел бы лучше.

«Тогда я не страшился бы отцовского наказания. И не делал бы все, что он велит…»

Тагрия открыла рот для нового вопроса, но тут раздалось хлопанье крыльев и спустившийся Ветер уронил на камни кудлатого дикого барана с длинным закрученными рогами. Шея животного была перебита мощным ударом.

Усевшись рядом, Ветер с невозмутимым видом принялся охорашиваться. Вставая, Кар привычно коснулся сознания грифона — и приоткрыл от удивления рот. Ветер красовался. Самозабвенно красовался перед девчонкой, как будто придворный кавалер, мечтающий покорить сердце красавицы.

«Да ты хитрец, — заметил Кар, доставая нож и принимаясь свежевать барана. — Не замечал за тобой такого».

«Она уже не боится. Совсем».

Вытянув шею, Ветер в упор уставился на Тагрию. Кар не слышал, как она встала и тихо приблизилась, но чувствовал ее робкое любопытство. Любопытство — и восхищение золотым крылатым чудом. Ветер, несомненно, чувствовал то же: он склонил голову, и его изогнутый клюв осторожно коснулся растрепанных волос девочки. Она отскочила с испуганным вздохом.

— Не бойся, — сказал Кар, не оборачиваясь. — Он тебя не обидит.

— Он такой красивый, — шепотом сказала Тагрия, и Кар ощутил, как заныли глубокие царапины от когтей на ее плечах. — И страшный.

Ветер опустил голову, так что его черный с алыми искрами глаз очутился перед ее лицом. Моргнул. Раз, другой…

— Он мне подмигивает! Он понял, что я сказала?

— Да. Можешь поговорить с ним, если хочешь.

— Ты красивый… Ветер, — зачарованно сказала девочка. — Тот, другой, который меня украл, он был черный. Только крылья желтые и голова. А ты похож на солнышко. Ты правда меня не обидишь?

«Я тебя не обижу, смелый птенец».

— Он говорит, что ты смелая, — перевел Кар, вспоминая малышку, что смеялась, кусая перстень на грозящей смертью руке.

— А как ты его слышишь?

Кар отложил нож. Поднял глаза на стоящую девочку. Возможно, он поторопился снимать заклятие?

— Твои слова сопровождаются мысленными картинами, — подбирая слова, объяснил он. — Как рисунки у тебя в голове. Их чувствует грифон. И показывает мне. Понимаешь?

Тагрия кивнула. Кар вернулся к полуразделанной туше, но девочка заговорила снова, и он замер, безотчетно стиснув рукоятку ножа.

— Я тебя помню.

— О чем ты? — нехотя спросил он.

— Мое колечко… Это ведь твое колечко?

Следовало привезти ее домой и там уж снимать заклятие. Но Кар уступил своему стыду и жалости — и теперь молчал, не решаясь поднять глаза на закутанную в одеяло девчонку. Он, сын Амона Сильнейшего. Маг, недрогнувшей рукой принимавший чаши с горячей кровью рабов.

— Ты поэтому меня спас? — спросила за спиной Тагрия.

— Следи за костром, — бросил Кар, с остервенением принимаясь сдирать баранью шкуру.

Кровь стекала по рукам, капала на землю. Ее вид и запах успокаивали, привычные, как теплый воздух Долины, как ледяной камень пещер. Там он дома. Там он тот, кто есть, кем должен быть, и нет нужды в сомнениях и терзаниях. Будь проклята дикарская натура, погнавшая его спасать эту девчонку!

Тагрия ушла, но тут же вернулась.

— Почему ты молчишь? Это ведь был ты?

— Я. Иди к костру.

— Я была маленькая. Плохо помню, только твое лицо, и волосы, черные, и колечко. Почему ты мне его отдал?

— Иди к костру, Тагрия.

— Ты хотел меня убить, так мне сказали. Это правда?

— И убью, если не замолчишь!

— Мясо съешь, а из костей наделаешь стрел для охоты на диких грифонов?

Кар изумленно поднял голову.

— Как ты догадалась?

И только услышав радостный клекот Ветра, понял, что смеется, выронив нож, как не смеялся долгие годы, а рядом заливисто хохочет белокожая имперская девчонка.

Все еще смеясь, Кар протянул руку, и Тагрия безбоязненно вложила в его испачканную кровью ладонь свои пальцы.

— Зачем они нас забирают?

Кар с удовольствием обсосал последнюю кость. Приятно побыть немного дикарем! Бросил в огонь. Пора бы продолжить путь, но Ветер, благородно позволивший людям выбрать лучшие куски, заявил, что еще голоден и отбыл на охоту. А Кар серьезно сомневался в способности грифона нести двойную ношу на полный желудок.

Отвечать не хотелось, но и отказать Тагрии Кар теперь не мог.

— Ты же знаешь все истории. Должна понимать сама.

— Я понимаю, что им нужны рабы, — Тагрия упорно говорила «они», как будто Кар не принадлежал к тому же племени. — А зачем?

— Рабы — это всего лишь слуги, которым не нужно платить.

— А почему тогда они берут детей?

— Чтобы вырастить умелых слуг.

Девочка замолчала ненадолго. Кар без всякой магии знал, какие картины рисует ее сознание: долгие годы безрадостной жизни в услужении у колдунов, вечную разлуку с родными… Она не спросила о главном. Кар от души надеялся, что и не спросит. Оказалось — напрасно.

— В историях говорится, что колдуны пьют кровь своих рабов, — прошептала Тагрия.

— Это неправда.

— Все правда. И грифоны, и колдовство… А это неправда?

Кар молчал долго и тяжело. Тагрия смотрела. Ждала.

— Мы не пьем кровь, — сказал он, глядя в огонь. — Но мы берем из нее Силу. Это почти то же самое.

— Какую… Силу?

Кар вздохнул.

— Сила — это и есть магия. То, что заставляет течь реки, что движет ветром, отчего растут деревья. Жизненная Сила. Без нее даже воздух будет мертвым, ты не сможешь им дышать. Понимаешь?

— Кажется…

— Сила разлита во всем. В воде, в воздухе, в огне, в живых существах. Больше всего — в человеческой крови.

— А зачем вам… Эта Сила?

Вам. Кар тряхнул головой. А чего же он ждал, пускаясь в объяснения?

— Сила дает нам власть над миром. Чем больше Силы, тем больше наша власть.

— Зачем?

— Зачем? Владея Силой, мы можем все.

— Что — все?

— Все. Жить почти вечно, не старея. Зажечь и погасить огонь, вызвать дождь, покорить разъяренного льва, оживить мертвого.

— Или убить.

— Или убить, — согласился Кар. — Или связать, лишив воли.

— Как меня?

— Да.

— И для этого… Нужна кровь?

— Человеческая кровь. Да.

— А ты…

— Да. И я.

Тагрия замолчала. Кар — тоже, запретив себе прислушиваться к ее чувствам. Нежданная откровенность выжгла его. Как будто отдался весь в худенькие детские руки и теперь ждал, обреченно ждал приговора, за которым останется лишь проклятие.

Но Тагрия заговорила, и слова ее не походили на проклятие:

— Тебе бывает страшно?

— Очень редко, — ответил Кар.