Анна Мистунина - Искупление

Иногда уйти не удавалось. Иногда их находили. В последней стычке погибла Тари, и Кати осталась единственной женщиной в Совете Сильных. Заклятые селения не вымирали, а продолжали вести какую-то странную полужизнь под управлением краснорясых. Порой, для разнообразия, маги попросту подсыпали отраву им в колодцы, но дикари научились разбираться в ядах — тому свидетели убитые отравленными стрелами грифоны. И всегда, сколько бы дикарей ни обезвредили заклятия, их, разъяренных потерями, опьяненных победами, воинственно орущих, по-прежнему было слишком много. На их стороне было время, голод, то и дело гнавший магов из безлюдных мест ближе к селениям, к полям и стадам, долгие зимы, когда лишь все тончающая преграда драконьей кожи отделяла Владеющих Силой от замерзания и смерти.

Магов становилось все меньше, не спасали даже вливания полукровок. Еще страшнее — все меньше оставалось пригодных к серьезному использованию Силы. Вдвое сократился Совет. Амон слабел, хоть ему и удавалось пока это скрывать. Война заканчивалась победой дикарей.

Все это и впрямь делало предложение Амона единственной надеждой для Владеющих Силой, надеждой выжить и более того — победить. Кати охотно поддержала бы его, если бы не ясные картины будущего перед мысленным взором. Порою она ненавидела свой дар.

— Решение принято, — сказал Сильнейший. — Теперь я хотел бы представить вам кое-кого. Тебе должно понравиться, Кати, полукровки — твоя идея.

На мысленный зов Амона раскрылся вход и кто-то из магов подтолкнул в шатер гостя.

Он сделал несколько шагов, остановился. Поклонился — таким знакомым, непринужденно-изящным движением, что Кати прикусила губу.

Мальчик лет тринадцати-четырнадцати, он был взволнован и напуган, но взволнован — больше. Смешанная кровь причудливо отразилась на его чертах: глаза мага смотрели с лица дикаря. Прямые черные волосы доходили до лопаток. Бледная кожа могла принадлежать только дикарю. Телосложением мальчик походил на мага, и ростом был уже со взрослого мужчину. Магические перспективы его были невелики — если сравнивать с другим юным полукровкой, точно так же представленным Совету четырнадцать лет назад, — но заметны.

— Познакомьтесь, Сильные, — сказал Амон. — Это Моурет.

— И чем же привлек внимание Сильнейшего этот Моурет? — осведомился Норн. — Таких, как он, у нас в достатке. В хорошие времена мы пускали их на кровь.

— Хорошие времена остались в прошлом, а Моурет отличается от других. У себя дома он не был изгоем и не прятался от жрецов. Моурет носит титул герцога, Сильные. Один из высочайших титулов у дикарей.

— Трудно поверить, — согласился Лэйн. — Почему?

— Действительно, почему? Первая просьба, с которой обратился к нам Моурет — помочь ему освободить его мать. За ее свободу он готов продать и душу, и кровь. Его мать содержат в заключении, как преступницу, а отца Моурет никогда не знал. Но воспитатель рассказал ему одну историю…

Лэйн наконец-то удостоил мальчишку магического взгляда. Норн, скривившись, — тоже. Кати сделала это сразу, как мальчик вошел, и объяснения Амона были для нее излишни. Воспользовавшись паузой, она подарила Моурету самую обаятельную из своих улыбок:

— Поздравляю, Сильнейший. Ты обзавелся внуком.

Мальчик освоился быстро. Ко дню, когда маги, до краев наполненные Силой крови, отправились на восток, Моурет уже кое-как изъяснялся, путая слова двух языков, но мысль свою до собеседника неизменно доводя, и умел ненадолго открывать магические чувства. Обучение полукровок мало походило на полноценный курс, преподанный Карию. Магия в пределах, необходимых для войны, прочие науки лишь в областях, где они пересекаются с магией — и через полгода очередной расходный материал готов перерабатывать кровь дикарей в смертельные заклятия, пока не падет однажды от рук тех же самых дикарей. Но к мальчику Амон приставил личного учителя, не такого мастера, как Оун, и все же способного вырастить настоящего мага.

Это тревожило Сильную Кати. Никаких родственных чувств великий Амон не испытывал и испытывать не мог, его забота объяснялась иными соображениями. Одержимость личной местью, немыслимая для прежнего Амона, чей каждый шаг был тщательно обдуман и подчинен великой цели возрождения Империи магов, проявлялась все ярче по мере того, как таяли его силы. Карий, первая ошибка и первое поражение Сильнейшего, владел его мыслями — извращенное подобие отцовской любви, которую надеялся когда-то заслужить. А Кати, как и любой маг, отлично знала, к чему приводит потеря сосредоточенности при занятиях магией.

Смущало ее и другое. Как мальчик вообще мог очутиться здесь? Карий, болезненно преданный, буквально помешанный на родстве, настоящем и мнимом, Карий, годами добивавшийся отцовского признания, отверг собственного сына, откупившись богатством и высоким титулом — слишком странно, слишком на него не похоже. Впору было заподозрить коварную шутку в духе Сильнейшего, но нет. Кати исследовала мальчишку вдоль и поперек, то же делали и другие. Никаких признаков следящего заклятия, никакого присутствия. Все было настоящим: обида, ненависть к отцу-принцу, насильно овладевшему матерью и не признавшему сына, тщательно взращенная жажда мести. Достойный подарок слабеющему Амону.

Решение использовать существ из закрытых восточных земель было принято вопреки предостережениям Кати, но только глупец стал бы действительно ими пренебрегать. Проживший одиннадцать веков Амон глупцом не был. Кроме членов Совета на восток отправились тридцать пять лучших мастеров в области пространства и подчинения — из тех, разумеется, что остались в живых. А с ними несколько десятков помощников, чьим грифонам выпало нести груз припасов и спальных принадлежностей, магических инструментов и подчиненных магией рабов — живых вместилищ необходимой для сильных заклятий крови.

Подобно рабам, Сильная Кати летела на чужом грифоне. Черно-золотой самец уже привык носить двойную тяжесть; увы, его партнер-человек не мог похвастаться тем же. Когда резкий воздушный поток или слишком сильный рывок грифоньих крыльев вжимал друг в друга тела всадников, у Кати сводило зубы от бешеной похоти молодого мага. Страх перед гневом Сильной едва удерживал его руки уцепившимися за черную грифонью гриву, а губы — плотно сжатыми. Подобные страсти пристали животным или дикарям. Маг, не способный владеть собой, никогда не овладеет достаточной Силой, чтобы оказаться сколько-нибудь полезным. Кати не размышляя казнила бы глупца, подай он хоть малейший повод, но пока юный воздыхатель крепился — и оставался жив.

Далеко внизу мелькали восточные области Империи. Переполненные дикарями города и огромные лесные пространства оставались для Кати смутными пятнами, скачущими под крылом в такт рывкам летящего зверя. Много лет лишенная возможности видеть грифоньим зрением, она чувствовала себя слепой. Похоронив третьего своего грифона, Кати не решилась взять нового птенца: слишком больно рвать связь, когда выходит срок его жизни. Семьдесят-восемьдесят лет — ничто для Сильного мага, но грифонам большего не дано. Тот птенец достался Зите, а потом пришли дикари. Из всех обитателей Долины Кати, пожалуй, одна понимала, чем обернется их приход. Ее не послушали.