Анна Мистунина - Искупление

— Дингхора вспоминаешь? — спросил, подойдя, Чанрет.

Кар кивнул.

— Видишь, он ошибался, а я был прав.

— Я рад этому, Чанрет.

— Жаль, он не успел увидеть. Аррэтан сказала — сердце…

— Хотел бы я хоть раз еще с ним поговорить, — признался Кар.

— Он бы тебя простил, не сомневаюсь.

— Я сам себя не простил. Чанрет, в тот раз я…

Вождь нахмурился:

— Все уже сказано, брат, зачем опять ворошишь? Ты сделал для мира больше, чем смог бы мечом. Знаешь ведь, император принял мои условия сразу, как услыхал твое имя, — Чанрет хохотнул. — А потом еще спровадил жреца и до ночи меня расспрашивал. А мне и сказать-то было нечего, пропал, и все тут. Когда б не ты, мы в те дни пролили бы еще немало крови!

— Жаль, что меня с вами не было.

— Ну, теперь-то ты не сбежишь, — усмехнулся Вождь вождей и крикнул: — Эй, еще вина! И песню!

Вино было здесь, и за песней дело не стало. Кар подхватил, вторя хриплому голосу Вождя и замолкая, только чтобы сделать новый глоток. Где и напиваться допьяна, позабыв привычки Сильных, как не среди братьев-аггаров? Здесь никому нет дела до цвета его волос — ни, коли на то пошло, до права на Имперский престол. Единственный же, кто при встречах не прятал ненависти, не вышел в этот вечер к костру.

Чанрет разослал гонцов к племенам в тот же день, но не один день потребовался вождям, чтобы собраться к Круглому Озеру. Они прибывали с большими отрядами, не на шутку встревоженные разошедшимся слухом о появлении колдунов. Предметом вожделений магов была Империя, потому Нашествие почти не коснулось аггарских земель — до поры. Но никто, хоть раз побывавший в Ничейной полосе, не стал бы недооценивать опасность.

Кар жил в доме Чанрета, где каждый вечер к очагу сходились уже прибывшие вожди племен, и за разговорами, спорами и препирательствами, обычными в любом собрании, складывалось потребное для войны единодушие. Чанрет знал свое дело: в нужный час аггары выступят в полном согласии. Сколько бы горя ни причинила им Империя, теперь вся надежда на острые мечи ее солдат и боевой дух жрецов, и, побурчав для порядка, с этим соглашались все.

Военные приготовления почти не сказались на жизни племени, привыкшего к смертельным угрозам. Кар и не заметил, как эта жизнь впитала его с той же непринужденностью, что и без малого два десятка лет назад. Быть аггаром намного легче, нежели принцем Империи, сыном Амона или кем бы еще ни сделала его беспокойная судьба. Ожидание вытягивало жилы и порой подступало так, что хоть кричи; в остальное же время Кар охотился и ловил рыбу, участвовал в дружеских поединках на мечах или кулаках, пил вино с Чанретом и катал на грифоне его сыновей. Мальчишки, рожденные уже в мирное время, исполнились было обиды на отца, отказавшегося брать их в поход, и на гостя, не пожелавшего перед отцом за них заступиться, но слава грифоньих наездников быстро излечила их раненую гордость. Ветер же был терпелив и тщательно скрывал от Кара, что находит в мальчишеских восторгах немалое удовольствие.

Однажды утром, в одиночестве бродя по селению, Кар встретил Аррэтан. Она возвращалась с берега озера, и в одной руке у нее был ребенок, а в другой — полная корзина рыбы. Грубое платье скрывало пополневший стан, а толстые, отливавшие пеплом косы выглядывали теперь из-под приличной для замужней женщины шапочки. В остальном же первая любовь Кара оставалась прежней. Та же вешняя зелень жила в ее глазах, а если вокруг и лучились морщинки, насадило их довольство и мирные заботы, а не боль. Такой же уверенной была ее походка, и движения, целительницы и дочери вождя, были все так же размеренны и неспешны.

Встретившись, оба растерянно опустили глаза. Постояли, не решаясь ни заговорить, ни пройти мимо. Каждая встреча — а было их немного, хотя за восемь лет дела императора не раз приводили Кара в племя Вождя вождей — оставляла горький привкус вины и недосказанности. Вот и сейчас Кар решительно не знал, что сказать.

— Здравствуй, Аррэтан, — проговорил он наконец.

— Здравствуй, — ответила она тихо.

— У тебя… все благополучно?

— Да.

— Я… рад.

Аррэтан не ответила. Шагнула, собираясь идти дальше, но Кар, хоть и видел в ее чувствах неприязнь, загородил дорогу.

— Позволь, я тебе помогу, — сказал он.

— Я справлюсь сама.

— Прошу, Аррэтан.

Пожав плечами, Аррэтан протянула ему корзину. Крупные рыбины в ней блестели, как одетые в кольчуги рыцари. Ребенок Налмака крепче обхватил мать за шею и с подозрением уставился на черноволосого незнакомца.

— Знаешь, я был на могиле твоего отца, — сказал Кар, подстраиваясь к ее шагам.

— Мой отец похоронен в Ничейной Полосе.

— Знаю, там же, где Ранатор. В прошлый раз я летал туда, специально.

— Зачем? — Аррэтан хмуро глянула и сразу же отвела взгляд. — Он все равно не услышит. Он ждал тебя, пока был жив. Теперь что…

«И я ждала» — ей не было нужды говорить этого вслух, ни даже мысленно. Все было ясно и без слов.

— Я стоял там почти всю ночь и просил прощения, — сказал Кар. — И знаешь, мне казалось… казалось, что он меня слышит. Что он меня простил. Аррэтан, если бы и ты могла…

— Что сейчас об этом, Карий? Я все давно забыла. Забудь и ты.

Но горечь и обида внутри нее говорили другое. Кар вздохнул и признался с отчаянием:

— Я хотел вернуться, Аррэтан. Я сбежал от колдунов и прилетел… но ты была уже с Налмаком. Я увидел вас вместе… И ушел.

— А по-твоему, я должна была ждать, пока не состарюсь? — Аррэтан остановилась. Голос ее зазвенел: — Ждать, потому что ты, может быть, когда-нибудь, решил бы вернуться?!

— Я не упрекаю тебя, Аррэтан! Я…

— А что же ты делаешь?!

Кар открыл рот, но захлопнул, увидев идущего к ним Налмака. Аррэтан быстро забрала корзину и пошла навстречу мужу. Обменявшись с ним парой слов, свернула к дому, а Налмак, пуще прежнего похожий на матерого медведя, приблизился.

— Не смей тревожить мою жену, — сказал он.

— Я не хотел ее тревожить, Налмак.

— Ты это сделал. Я буду сражаться вместе с тобой, Карий, у нас общий враг, но, если еще раз к ней подойдешь…

— Не беспокойся, — с горечью ответил Кар. — Аррэтан любит тебя, а ко мне чувствует только обиду, это я говорю как колдун. А я — я лишь хотел ее прощения, и все. Но и это слишком много для такого, как я!

— Ты прав. Ты не стоишь и этого.

Кар отвернулся и быстро пошел прочь. Голос Налмака настиг его и пригвоздил к месту — все же племянник Дингхора готовился когда-то стать вождем и умел повелевать:

— Карий.

Кар обернулся.

— Когда пропал Гарион, — сказал Налмак, — его сын рассказывал, будто отца похитил грифон. Никто не поверил, конечно, тогда мы и слыхом не слыхали про живых грифонов. Парня подняли на смех. А потом случилось Нашествие, и все про то забыли. Не скажешь мне, Карий, что стало с булочником?