Николай Переяслов - Достучаться до звёзд

— Эй, Эдвин! Приступаем!

Армстронг выбрался из противоперегрузочного кресла. Проверил работу бортовых систем. По плану следовало отдохнуть, но переполнявшее американцев возбуждение требовало немедленного выхода. Капитан «Аполлона-11» связался с центром управления, и медицинский руководитель дал добро на изменение первоначального плана. Нервное напряжение всё равно не дало бы уснуть.

Астронавты напялили скафандры. Проверили герметичность. Армстронг включил внешнюю бортовую камеру, взялся за ручку люка. Крутанул. Затем плавно потянул массивную пластину на себя. Скинул лестницу. Немного помедлив, стал спускаться. Мягко коснулся поверхности. Подошвы утонули в мягком грунте.

— Что там, сэр? — послышалось в динамике внутренней связи. Олдрин сунул голову в открытый люк, наблюдая за тем, как капитан топчется у лунного модуля.

— Всё нормально, Эдвин! Просто пыль. Ощущение такое, словно идёшь по траве… — Армстронг осторожно шагнул вперёд. И выпалил: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества!»

С помощью специальной камеры Армстронг сделал несколько панорамных снимков. Прошёлся, непривычно пошатываясь, с осторожностью впечатывая тяжёлые ботинки в пыль. Та клубилась, весело обволакивала подошвы.

— Сэр, я выхожу! — сообщил пилот лунного модуля. Через мгновение возбуждённый Олдрин уже стоял на Луне, с удивлением и детским восхищением глядя по сторонам. — Пустынное великолепие!

Армстронг пожал плечами. Делать это в скафандре оказалось неудобно. Командир «Аполлона-11» скинул крышку контейнера, закреплённого на одной из посадочных опор. Посмотрел на памятную табличку с картой земных полушарий. Стал читать в микрофон, стараясь придать голосу уверенность:

— Здесь люди с планеты Земля впервые ступили на Луну. Июль тысяча девятьсот шестьдесят девятого года от Рождества Христова. Мы пришли с миром для блага всего человечества… — слова звучали до неприличия напыщенно. Почему во всех фильмах пришельцы всегда говорят подобную чушь?

Луна была великолепна. Отсутствие атмосферы придавало спутнику дополнительную торжественность и своеобразную изящность. Контрастность же была вне всяких похвал. Но куда более величественной казалась Земля. Бело-голубой шар планеты навис над американцами, заставив их замереть от восторга. Люди казались муравьями на фоне массивного тела Земли. Как странно и в то же время интересно смотреть на колыбель человечества со стороны, летя среди серебряной россыпи звёзд в черноте царственного космоса.

Армстронг улыбнулся. Сбылась вековая мечта романтиков о крыльях. То, что казалось смелой фантазией, вымыслом писателей, стало реальностью. Они на Луне! Капитан «Аполлона-11» едва сдерживался, чтобы не пуститься в пляс. Репутация командира космического корабля (будь она проклята!) не позволяла астронавту выразить чувства должным образом. Вместе с Олдрином Армстронг попрыгал, подобрал несколько камушков — они здорово смахивали на куски швейцарского сыра.

Когда возбуждение улеглось, астронавты установили телевизионную камеру. Вбили в грунт нейлоновый флаг США. Придали полотнищу надлежащий вид. После чего провели короткий сеанс связи с Ричардом Никсоном. Президент широко улыбался, говорил напутственные слова: долг, честь, патриотизм, великая ответственность, первые люди на Луне… Однако в голосе Никсона легко улавливались фальшивые нотки. Высадка на Луне — это, конечно, замечательно, но куда более важно то, что янки всё-таки утёрли нос Советам, прилунились первыми! Это давало определённые дивиденды, a NASA теперь смело могло рассчитывать на дополнительные, и немалые, ассигнования. Для Армстронга не было секретом, что правительство США затеяло всю эту шумиху насчёт Луны с одной-единственной целью — заполучить билет в космос, чтобы нашпиговать его оружием. «Холодная война» была в самом разгаре, и дяде Сэму не хотелось отдавать в руки русским стратегическую инициативу. Овладев космосом, американцы могли диктовать Советам свои условия… Впрочем, ему-то что? Он просто выполняет свою работу, а на остальное наплевать!

Для памяти сфотографировались на фоне пустынного пейзажа, изображая всем своим видом непомерную радость. Сделали пару фотографий для «яйцеголовых» — пусть порадуются. Напоследок пробежались, поднимая клубы пыли, радуясь лёгкости, вызванной пониженной гравитацией. Улетать не хотелось. Когда ещё придётся прилуниться?..

Армстронг в последний раз оглядел Море Спокойствия. Затем развернулся и решительно зашагал к лунному модулю.

Внезапно внимание астронавта привлёк какой-то диковинный предмет. Армстронг медленно двинулся в его сторону. Присел. Принялся очищать от толстого слоя пыли. По мере того как предмет приобретал всё более ясные очертания, росло изумление американца. Астронавт отказывался верить своим глазам, раз за разом повторяя как сумасшедший:

— Не может быть… Не может быть!..

Вечерело.

Мягкий летний ветерок пробежал по волнам. Поиграл с брызгами, ткнулся шаловливо в прибрежный песок. Тонкая пелена медленно затягивала небо. После изнурительной жары серые облачка казались спасением, посланным жителям Эллады милостивыми богами Олимпа. Подарок Зевса возвращал к жизни, заставлял выбираться на улицу, подставлять лицо прохладным струям воздуха.

Пигмалион, царь Кипра, вышел из мастерской. Убрал свисающую на глаза седую прядь. Промокнул чистой тряпицей лоб. С удовольствием потянулся, разминая затёкшие члены. Тело ломило. Однако эта было приятно. Работа спорилась. Очередная статуя вышла на редкость удачной — не чета предыдущим. Словно живая… Всё-таки не зря уговорили его использовать привезённый издалека, редкий, белоснежный, словно вершина Олимпа, мрамор.

Пигмалион неспешно приблизился к кромке воды, на мгновение замер, словно прислушиваясь к тихому шёпоту моря. Ветерок трепал волосы, мягко гладил кожу. Царь Кипра присел. Опустил руки в зеленоватую воду. Стал смывать мелкую белёсую пыль, смочил лицо. Провёл ладонями по отросшей бороде.

«Хороша получилась! — подумал Пигмалион. — Вряд ли мне ещё когда удастся создать нечто подобное. Почти совершенство… Не то, что живые, пустые, болтливые существа — женщины. Все беды Эллады от них. Да что там Эллады. Всей Ойкумены. Они глупы и непостоянны. Своенравны и капризны. Порой кажется, что Прометей, создавший род человеческий из куска глины, сотворил их по ошибке и уж наверняка не знал, к чему приведёт его работа. А теперь нам, мужчинам, расплачиваться за его промах».

Ещё в детстве царь Кипра прославился своим мастерством скульптора. Юноша создавал такие прекрасные изваяния девушек, что глядя на них дух захватывало. От заказов не было отбоя. Ваятель, несмотря на царское происхождение, никогда не отказывался ни от чьих просьб. Но юношу мало интересовали деньги. Он жил работой, которая стала целью его жизни. В каждую статую Пигмалион вкладывал частичку самого себя, дарил неживому камню частицу своей души. Все, кто видел его за работой, в один голос говорили, что мёртвый камень буквально таял в руках Пигмалиона, принимал любую форму согласно его желаниям. Словно боги Олимпа вели руку скульптора. И он трудился без сна и отдыха. Пигмалион искал Гармонию. Искал и не мог найти. И царь Кипра снова и снова брался за резец.