Лариса Петровичева - Единственно верный

— Мой господин Андрей, ваша бдительность, добрый вечер, — дама склонилась пред Андреем в глубоком реверансе, а затем просочилась за стол и присела рядом с Шани. — Во-первых, как и заказывали: из Амье, нынешнего года, отличное качество, — из сумочки был извлечен небольшой деревянный ларчик с золотым листком на крышке; Шани отвлекся от своей драбжи и приоткрыл его — в душном воздухе таверны опьяняюще повеяло приторно-сладким травяным запахом.

— Наркотики, — обреченно произнес Андрей. Шани безучастно кивнул и полез в карман — несколько золотых кругляшков перекочевали в сумочку.

— Благодарю, ваша бдительность, — сказала дама. — Только не смешивайте со спиртным, в чистом виде лучше усваивается. Если с вином, то утром будет сильно голова болеть.

— Я в курсе, — сказал Шани. — Что еще?

— Яравна, сука ты старая, — не вытерпел Коваш. — Да я ж тебе все зубы твои гнилые пересчитаю, шалава! Что ты привязалась-то к нему, что не уймешься никак?

Яравна окинула его презрительным взглядом.

— Вот только урода спросить забыли, — язвительно и спокойно проронила она, скрестив руки на груди: когда такой жест делали мужчины, то это значило, что назревает драка. — В няньки записался? Ну так и сиди себе, не лезь.

— Я так полезу, что завтра тебя на дыбе растяну, — пригрозил Коваш. Лицо Яравны скривилось в брезгливой гримасе.

— Ты есть никто, мусор и сброд, и место твое возле сброда, а я благородная дама и фрейлина государыни, — сказала она. — Ты при мне стоять должен, а не зад на лавке отсиживать, — Коваш хищно оскалился, а Яравна отвернулась от него, взяла Шани под руку и заговорила: — Во-вторых, ваша бдительность, нашла прекрасную девушку. Молоденькая, очень хороша собой и в перспективе расцветет в потрясающую красавицу. Пусть русоволосая, но зато голубоглазая, стройная, весьма достойного воспитания, хоть и из мещан. Говорит, кстати, что знакома с вами, пусть и мельком.

— Вот как, — безразлично проронил Шани. Коваш с мольбой уставился на Андрея: ну сделай же что-нибудь!

— Показать ее, ваша бдительность? — продолжала Яравна. — Она ждет.

Шани так же безразлично кивнул, и сводня выскользнула из-за стола и кинулась из таверны — живой товар ждал ее на улице.

— Ваша бдительность, не надо, — умоляюще проговорил Коваш. — Пойдемте домой. И праздник сегодня большой… грех это.

Шани взял драбжу и наиграл первые аккорды знаменитого в Аальхарне уголовного романса «Ходил я, мальчик, да по краю…» Андрей подумал, что все, что они могли бы сказать и сделать, неминуемо окажется бесполезным — то, что случилось с Шани, еще слишком свежо и живо.

— Я уже раскаиваюсь, — серьезно сказал Шани. — Заступник простит, и ты меня прости.

— Хотя бы траву эту окаянную отдайте, — взмолился Коваш. Шани послушно протянул ему полученную от Яравны коробочку, и заплечных дел мастер произнес: — В печку ее кину.

— Грустно мне тебя таким видеть, — сокрушенно произнес Андрей. — Очень грустно…

Он хотел было добавить, что все еще наладится — сказать, словом, те привычные и банальные вещи, которые все говорят в таких случаях и которые никому и никогда не приносят облегчения — просто потому, что не доходят до сердца, до внутренней, потаенной сути — но тут появилась Яравна с девушкой. Невысокого роста, худенькая, совсем еще ребенок, она смотрела на Шани с тем романтическим восторгом, с каким девушки Гармонии взирали на популярных певцов и кинозвезд — так, будто сбывалась мечта всей ее сознательной жизни.

— А, Нита Блам, старая знакомая, — протянул Шани, скользнув по ней очень нехорошим, оценивающим взглядом — так придирчивая покупательница на рынке выбирает кусок мяса получше. Девочка, однако же, радостно улыбалась. — Как там дела в инквизиции?

— Идут понемногу, — ответила она. — Мне работа нравится, ваша бдительность. Спасибо, что посодействовали.

— Да не за что, — равнодушно сказал Шани. — Тебе четырнадцать есть?

Нита и Яравна согласно кивнули. Андрею мучительно хотелось оказаться как можно дальше отсюда, или прогнать девчонку, крикнув ей, что она не понимает того, что ее сейчас продают, и продадут потом еще и еще, но он сидел в странном оцепенении и не шевелился, будто кто-то хотел, чтобы он досмотрел эту сцену до конца.

— Метрика с собой?

Девушка вопросительно взглянула на Яравну; та достала из сумочки лист плотной бумаги и протянула бывшему шеф-инквизитору. Тот все так же безразлично изучил записи и передал метрику обратно.

— Прекрасно, — каким-то безжизненным голосом проронил Шани. — Тогда что ж тянуть, пойдем.

Но уйти он никуда не смог: Андрей и сам удивился тому, как легко вдруг замахнулась его рука — поначалу он даже и не понял, отчего это Шани ссыпался под стол без сознания: только драбжа печально звякнула, свалившись на пол. Яравна и Нита дружно ахнули, а Коваш одобрительно прогудел:

— Вот так, мой господин. Правильно, — и полез поднимать бывшего патрона. Андрей обернулся к Яравне и сказал тяжело и веско, словно бы не своим голосом:

— Ты знаешь, кто я?

За свою карьеру сводни Яравна повидала всякие виды, но, судя по внезапной бледности, ей сейчас стало действительно страшно.

— Знаю, мой господин, — пролепетала она. — Ты Заступник на земле, ты спас меня…

— Как спас, так и погублю, — мрачно сказал Андрей и мотнул головой в сторону Шани, которого Коваш кое-как пристроил на лавке, — если к нему еще подойдешь. Придет сам — беги как черт от ладана.

Яравна понятия не имела о том, кто такие черт и ладан, но, судя по ее виду, готова была убежать в самые дальние дали на предельно возможной скорости. Нита всхлипывала.

— Повинуюсь тебе, мой господин, — вымолвила сводня. — Все сделаю так, как ты скажешь.

— Пошла вон.

Яравна выскочила из таверны так спешно, что сбила с ног двух подгулявших мужичков. Нита смотрела то на Шани, то на Андрея. Ее бледные губы дрожали.

— А ты? — спросил Андрей. — Думай хоть, куда идешь.

Нита шмыгнула носом, и по ее щекам полились слезы. Андрей вдруг ощутил скучную пустоту внутри — внезапно ему стало очень тоскливо.

— Кому тебя завтра продадут? Вальчику? — устало спросил он. — Ну и всплывешь тогда в речке, и концов не найдут…

Девчонка подхватила подол и убежала следом за Яравной. Коваш смотрел на Андрея с беспредельным уважением.

— Так их, шалав, господин, — одобрил он.

На улице шел снег, тихий и мягкий. Андрей запахнул куртку и некоторое время постоял, запрокинув голову к низкому небу — снежинки падали на его лицо, и их прикосновение было спокойным и ласковым. Потом из таверны вышел Коваш и выволок Шани, который бормотал что-то невразумительное — скорее всего, матерился.

— Спасибо, господин, — промолвил Коваш сердечно. — Прямо и не знаю, если бы не вы…