Кирилл Клеванский - Колдун. Путешествие на восток

Миновав коридор, мы очутились в обедне. На широком столе, крытым скатертью, стояло четыре миски со вкусно пахнущим луковым супом. В центре стояли горшочки с тушеным мясом, а на большое деревянной доске (или как это называется) лежали разные овощи. Так же был горшочек с соленьями, и на домовой печи пыхтел местный аналог чайника. Эдакий уменьшенный самовар без ножек. У меня заурчало в животе, и хозяйка одарила меня доброй улыбкой.

— Садитесь, — сказала она и мы расселись.

В руки мне сама собой легла деревянная ложка, и я тут же взмолился всем богам, чтобы леди не обидела хозяев и не показала свое "фи" простому, для неё, столу и простым, для неё, приборам. Но девушке не показала виду, они чинно уплетала суп за обе щеки. Разве что треска не было слышно. Голод, он ровняет всех. А суп оказался просто божественным на вкус, я сам не заметил, как ложка уже стукнула дно миски. Тогда хозяйка забрала опустевшую посуду, и подвинула к нам горшочки. Лишь я поднял керамическую крышечку, как в ноздри ударил аромат мяса, овощей и картошки. В общем, не удивительно что и эту порцию я слопал с невероятной скоростью, впрочем девушка оказалась быстрее. Вопреки всем ожиданиям, седая женщина была только рада, и смотрела на нас практически с материнским умилением. Вскоре мы уже потягивали ароматный чай и заедали его сушками.

— По нраву ли пришлась трапеза? — спросил хозяин, обмакивая сушку в кружку.

— Уже давно мы не ели ничего вкуснее этого, — кивнул я. — Благодарю вас за это.

— Надеюсь я так же смогу тебя поблагодарить за столь же вкусный рассказ?

— Я так же надеюсь на это, — вновь кивнул я и начал рассказывать историю, которую из присутствующих поймут лишь трое. — Путь свой я начал из второго дома. Дорога шла кривая, и ветер странно себя вел, он то дул с запада, то с востока, а иногда приносил северные холода. И никто не решался меня подвезти. В итоге, я оказался в гроте с отравленной водой, но вовремя успел это распознать. Пришлось бежать по извилистому тракту. В итоге в мои руки попал алый цветок с шипами.

— Я понес этот цветок на запад, где он и рос, — продолжил я свой рассказ, напрочь игнорируя смятение высокородной. — Через три сезона, мне случилось биться за него и опавшие листья поцарапали мне руки. Тогда я некоторое время стоял на месте, но вскоре чужой ветер понес меня на север. Там я шел сперва над холмами, но мне случилось спуститься под них, где я провел четверть перехода по Имперскому тракту. Но цветок отказывался оставлять меня в покое, лишь выбрался я на божий свет, как повстречал три ласточки. Одна из них села мне на плечо, и указал путь к телеге. В ней я обнаружил, кроме старых, нового попутчика, оказавшегося лицом высоким с глубокими корнями. Так мы двинулись дальше, все дальше уходя в бурелом. Ветки его били нам по ногам, а острые колючки изрезали лицо. В итоге мы вышли к саду, куда и был посажен цветок. Вот только пока я сажал его, то шипы стебля так сильно впились мне в руки, что чуть ли не познакомили с Седым Садовником.

Женщина снова охнула, а хозяин так сильно увлекся рассказом, что перестал пить.

— Там же я разминулись наши пути, кто-то из попутчиков отправился еще дальше, а один нашел свой последний порог. Тогда, собрав плоды, я отправился к Холму Царей. Здесь я обменял семена на чернила и пергамент. Год я провел на месте, в метаниях не столь праведных, сколько справедливых. Мне довелось выплатить черный долг, и показать три последних порога трем высоким людям. Последний из которых, на короткое время стал для меня попутчиком, но я так и не понял, кем же он остался на тот момент, когда ветер перестал его беспокоить. После этого я пришел в дом начал, и стал попутчиком для хранителей золотой шкатулки с розовым бриллиантом. И отвезти её должно в место где яркий глаз пробуждается от мокрого сна. Наша дорога началось ровно, без ухабов, без проливных дождей и без красных ходоков. Так мне казалось, но красные следили за нами и вели к себе. В итоге весь караван встретил последний порог, а у меня на руках оказался шкатулка. Красный попытался её открыть, но я вовремя подоспел и отвел его последнему порогу. Потом была погоня. Я долгое время бежал по изначальному дому, но наткнулся на семью серых ходоков. Мы дрались и я выжил, а они нет. Здесь мой рассказ подходит к концу, так как после я постучал в вашу дверь.

Мия, уже минут пять назад, прекратила попытки расшифровать мой рассказ, и теперь просто наслаждалась ароматным напитком. Хозяйка же нервно теребила в руках скатерть, а мужик лишь хмурился.

— По кривой дороге ты идешь. Я слышал про цветение алого бутона, слышал и о саде, в которой его посадили. Половина его тогда сгорела, ложное это дело — жечь спокойные цветы. Тебя же не виню, те кто идут за семенами, подневольны, тут мне нечего тебе сказать. За черный долг зауважал, и то что ты рессоры высоким обломил тоже, но не разобравшись в себе, сложно идти дальше. Про случай в изначальном доме, мне уже рассказал чароплет, его ворон летал рядом, и старый попросил меня подготовить комнату для брата. Признаюсь, я тогда удивился, последний брат приходил сто лун назад.

— Есть ли рассказ брата, который я мог бы услышать?

— Тот рассказ был платой, не могу я плату одного, отдать другому. Прости, но нет, его рассказ останется лишь здесь, — старик указал себе на висок. — Должно мне дознаться. Будет ли твой рассказ платой?

— У меня неплохо выходит колоть дрова.

— Правильный ответ. Рассказ слишком хорош для платы, но многие братья это уже забыли. Как и забыли они о Медной Истории. За прошедшие сто лун, ко мне приходило еще четверо, но они не знал ни Истории ни нашего языка. Я прогнал их, а чароплет наслал на них воробьиную стаю. Те ушли еще до первой звезды. Тебя же я приму как родственника, как и положено с первого завета. В доме есть гостевая комната, но покуда ты за этим порогом, она будет твоей так же, как и весь дом мой.

— Благодарю тебя. Но комнату больше подходит для моей спутницы, я же предпочту крышу.

— Дело твое, — хмыкнул дед и хлопнул ладонями об стол, давая мне понять, что один разговор закончен и пришло время начинать другой. — Дорогая, покажи этой красавице комнату, а нам с парнем надо бы поговорить о железных делах.

Я уже ожидал очередную волну неудовольствия от Мии, но ту столь сильно разморил сытный ужин, что она уже давно сопела у меня на плече. А я и не заметил. Все же язык путников дается мне тяжело, Добряк сколь не пытался в меня его вколотить, сколь бы не была прекрасно моя память, а он все не давался ну ни в какую. И этот маленький диалог стоил мне больших интеллектуальных затрат, да таких, что даже голова разболелась. Хозяюшка нежно подхватила леди и повела её, полусонную, куда-то в глубь дома. Старик же, хотя так его называть просто нельзя, отодвинул чашку и достал простецкую трубку. Забив её табаком, он щелкнул древним, потертым огнивом и затянулся.