Мария Архангельская - Девушка и смерть

Мне пришлось изменить даже своей привычке стоять за кулисами, досматривая любимые сцены из балетов. Но пропустить финал «Франческо и Джильды» я не могла. Затаив дыхание, я смотрела, как Энрике Корбуччи поднимает на руки бездыханное тело возлюбленной перед тем, как выпить яд. И, хотя я видела этот балет уже множество раз, мне так и хотелось крикнуть ему: «Да повремени ты чуть-чуть! Она ведь сейчас очнётся!» Но спектакль шёл своим чередом, и вот уже воскресшая Марсела Мачадо заломила руки над трупом Франческо. Вот-вот должны были вбежать люди, Марсела протянула руку к поясу Энрике… Музыка играла дальше, а Марсела всё шарила по бархатному колету в поисках кинжала, которым должна была заколоться. Наконец, с заметным опозданием, она вскинула вверх по-прежнему пустую руку и, пропустив несколько движений, на которые у неё уже не оставалось времени, возила воображаемый кинжал себе в грудь.

Я посторонилась, пропуская траурную процессию, уносившую со сцены бездыханные тела. За кулисами обоих поставили на ноги, Марсела несколько секунд постояла, бессмысленно оправляя на себе платье, а потом шагнула вперёд и со всей силы залепила Корбуччи пощёчину.

— Ах ты, свинья! — её пронзительный вопль заставил меня вздрогнуть. — Колода дубинноголовая! Сволочь! Последние мозги пропил?! Идиоткой меня выставить хотел?! — она попыталась ударить его ещё раз, но Энрике успел поймать её руку. — Да я тебя со свету сживу! Посмей только ещё раз так, я сама тебя убью,…мать твою!

Мимо меня, кудахча: «Только не здесь, сеньорита, только не здесь!» пронёсся помощник режиссёра, вокруг начали собираться любопытные. Сеньорита Мачадо продолжала вопить, не обращая внимания на все попытки её утихомирить, и я бы не удивилась, если б оказалось, что и в зале её отлично слышно. Наконец её сумели оттащить от Корбуччи, и чуть ли не подталкивая в спину, повели на сцену, где уже слышались аплодисменты, а к Энрике тотчас подскочила одна из гримёрш и принялась запудривать красный отпечаток на щеке. Первый поклон прошёл без него, но на второй Корбуччи всё же вышел, стараясь, правда, держаться подальше от разъярённой примы.

Откланявшись, Марсела, не взглянув больше на него, ушла к себе. Энрике чуть задержался. Он остановился рядом со мной, осторожно тронул пострадавшую щёку, в то время как его вторая рука машинально скользнула по поясу.

— Чёрт! — сказал он. — Я ведь был уверен, что повесил этот проклятый кинжал!

Вряд ли его слова были адресованы мне, но мне захотелось немного его утешить. Я ведь отлично знала, каково это, когда забываешь что-нибудь нужное и из-за этого попадаешь в неприятное положение.

— Ладно, — сочувственно сказала я. — С кем не бывает.

Корбуччи посмотрел на меня.

— Лично со мной это в первый раз. Но… — он не договорил, махнул рукой и ушёл.

В нашу гримёрную я явилась позже всех, и когда закончила переодеваться, все остальные уже разошлись. Не торопясь, я надела плащ, шляпку, открыла дверь… и растерянно остановилась под аккомпанемент многоголосого восторженного «О-о!». За дверью столпились не меньше двух десятков человек, в основном мужчин, хотя было и несколько балерин, в числе которых находилась и Жоана. Рядом с ней стоял неизбежный синьор Коменчини, улыбаясь своей кошачьей улыбкой.

— Ну наконец-то! — воскликнул кто-то. — А мы уж боялись, что упустили вас, сеньорита.

— Приглашаем вас на увлекательную прогулку! — подхватил другой. — Нашу встречу грех не отпраздновать!

— Нет, господа, прошу вас… — запротестовала я.

— Возражения не принимаются!

— Неужели вы хотите так скоро лишить нас своего общества?

— Сеньорита, мы все вас просим! Не будьте же столь жестоки!

— Поехали, Анжела! — позвала Жоана. — Просто немного развеемся.

Не хватало только Паолы с её вечным «не отрывайся от коллектива». Меня попытались взять за локоть, я отступила, насколько позволяли окружившие меня люди, и оглянулась на дверь гримёрной, от которой меня успешно оттеснили.

— Сеньоры, я устала.

— Все устали! — весело откликнулась одна из корифеек.

— Поедем! Будет весело!

— Море шампанского!

— А вы нам станцуете! Вы очаровательно танцуете, сеньорита!

— Ну, не ломайтесь же, — вкрадчиво посоветовал Коменчини. — Вам же самой это надоело. Вот увидите, как всё будет хорошо.

Он протянул мне руку, я попятилась и тут же наткнулась спиной на стоявшего позади человека. Жоана ухватила меня за локоть, стоявший сзади начал мягко, но настойчиво подталкивать меня в спину. Я успела в красках представить, как меня сейчас проволокут по коридорам, запихнут в карету и увезут неведомо куда… И тут в происходящее вмешалось ещё одно действующее лицо.

— Прошу прощения, сеньоры и сеньориты! — громко произнёс уже переодетый в обычный костюм Энрике Корбуччи, решительно проталкиваясь ко мне. — Сеньорита Баррозо, можно вас на пару слов?

— Что вам от неё нужно? — холодно спросил сеньор Коменчини.

— Не мне, — ослепительно улыбнулся Корбуччи, ненавязчиво оттесняя от меня того, кто был сзади. — Сеньоре Вийера. Она хочет обсудить с сеньоритой её сегодняшний танец. Прошу, — и он в свою очередь протянул мне руку. Я вцепилась в неё, как утопающий в верёвку.

— Сеньора Вийера может и подождать, — сказал один из мужчин.

— Вы ошибаетесь, сеньор, — качнул головой Энрике. — Подождать в этом театре могут все, включая господина директора, но только не сеньора Вийера. Те, кто об этом забывает, здесь надолго не задерживаются. Всего хорошего, господа.

Он повёл меня прочь.

— Не забудьте, сеньорита, мы вас ждём! — крикнул кто-то нам вслед.

— А чего хочет сеньора Вийера? — осторожно спросила я, когда мы отошли достаточно далеко.

— Да ничего она не хочет. Идите с богом домой, Анжела.

— Я… Спасибо!

— Не за что, — улыбнулся Корбуччи.

Я долго думала, что сделают все эти люди, когда поймут, что их примитивно надули, но прошло несколько дней, а никаких санкций не последовало. Я совсем было успокоилась, когда неприятность всё-таки случилась. Давали «Рождественскую сказку», я в числе прочих вышла на сцену в танце Снежинок, и почти сразу услышала странный шум. Обычно этот танец принимали благосклонно, но сейчас явно партеру что-то не нравилось. Сидевшие в нём шумели, свистели, и долго гадать, кто или что вызвало их недовольство, мне не пришлось.

— Баррозо на мыло! — отчётливо выкрикнул кто-то.

— Правильно! — подхватило сразу несколько голосов.

— Коровам на сцене не место!

— Долой!

Я продолжала выделывать положенные па, а что мне ещё оставалось? Не знаю, хватило ли бы у меня сил продолжать, будь я одна, но выскочить из общего танца я не могла.

— Баррозо, убирайся! — вопил кто-то особо голосистый. — Убир… кхек-кхек!