Дмитрий Гаврилов - Отметина Сатаны, или Зов Мастера — 2

…Экскурсовод продолжал, переводчик не отставал от него:

«Весть о том, что Мартин Лютер, учёный монах, профессор богословия вывесил на дверях церкви в Вюртемберге свои девяносто пять тезисов, быстро достигла Рима. Папа обвинил в ереси дерзкого священника. И были посланы гонцы с грамотами Наместника Бога на земле, в которых его святейшество предал Лютера проклятию. Но где бы они ни проезжали, в каком бы городе ни останавливались — всюду подвергались глашатаи насмешкам и оскорблениям… Популярность Лютера так возросла, что Мартин без страха сжёг папскую грамоту на костре и объявил самого Юлия еретиком».

Скептически настроенный рыжий, как Олег Попов, гражданин обернулся к Станиславу и насмешливо прошептал:

— Вот уж, набрался смелости. Маркс, кстати сказать, их великий соотечественник, назвал Лютера «княжеским холопом», и вообще…

— Ещё тише, коллега! На вас уже оглядываются. Смотрите, не испортить бы вам международных отношений, — пошутил Станислав и поправил очки, съехавшие к кончику носа.

«Император принял мудрое решение, он вызвал профессора на съезд… Извините, совет князей, важных рыцарей и представителей городов. Это было в Вормсе». — последовало новое признание экскурсовода.

— Во, глядите, куда гнёт, — не унимался скептик, — «мудрое решение». Чепуха. Просто папу поддерживал. Это ещё в «Истории средних веков» написано. А чего его поддерживать, кажись, не падал, — не унимался скептик.

— Послушайте, пропагандист-международник, — уже зло зашептал Станислав, и снова поправил очки, — поезжайте-ка в Москву-матушку, али к себе в Рязань. Здесь — заграница.

— Никуда я не поеду, — взбеленился скептик, — зря что ли премию получал?

— Какую премию?

— Ну, «грант» по-ихнему, за особый вклад в области защиты старой хронологии.

«И когда Лютер предстал перед этим собранием, от него потребовали решительно отречься от своих взглядов…» — продолжалась лекция.

— Решительно, — это любимое словечко наших дикторов, — констатировал скептик, — у нас чего ни делают — всё решительно, но с изгибом. И, видать, сопромат, учили плохо, причём отдельно от всех прочих наук и вопреки им.

Станислав хотел что-то возразить, но поскольку на психфаке не читают «Сопротивления материалов», счёл себя некомпетентным и прикусил язык.

«И он, заняв твёрдую и решительную позицию… Гммм. — ухмыльнулся переводчик, — заявил: „На этом я стою и не могу иначе!“»

— Я-а не могу-у инааче! — тихонько подпел рыжий скептик.

— Не совсем точный перевод! — раздался голос из-за спин экскурсантов. — Лютер вздохнул и добавил «увы».

— Дышать не запретишь, — подумал Станислав.

«Тут Мартина Лютера пытались арестовать, но на его защиту встал цвет рыцарства. В суматохе ему посчастливилось бежать, и тогда Лютера приютил один из дворян в своем замке Вартбург».

— Да, да, господа! — именно в этом замке мы с вами сейчас и находимся! — вынужден был перевести уже чисто механически только что пристыженный полиглот. — Здесь-то он и создал вариант Библии на немецком языке, скрываясь от преследования католической церкви.

— Cкажите, пожалуйста! У Стендаля я нашёл один любопытный эпизод, связанный с этим великолепным, старинным замком, — дипломатично начал Станислав Олегович по-немецки, и порадовался, что на психологическом, в МГУ, учителка была из поволжских, недорасстреляных. — Именно благодаря этому артефакту, как мне кажется, верующие навеки запомнили, где Лютер переводил Библию.

Сказал, а сам сделал знак, ладошкой так, мол, на русский — не надо. Переводчик закивал, а рот ручкой прикрыл, чтоб лишнее не выскользнуло, но маленькие бегающие глазки выдавали его с головой.

— Оу! Ви иметь ввиду пиатно? — отозвался вредный экскурсовод, и народ заметно оживился. — Это в самомм делле есть факт. Пройдёмте, господа! — сказал он, увлекая русских вглубь залов и поясняя по пути:

«В восемнадцатом году…»

— Плавали, знаем! — вставил скептик.

«В тысяча пятьсот восемнадцатом году барон, владелец этой крепости, надёжно спрятал их великого соотечественника и дал ему всё необходимое для работы… Легенда гласит, что каждый вечер незримый для охраны сюда являлся дьявол и пробовал искусать, то есть искусить Мартина. Но в лице основателя лютеранской веры Сатана получил решительный отпор. Лютер утверждал, что швырнул в искусителя душ чернильницей… И промахнулся».

— К сожалению, — добавил скептик.

«Конечно, никто, кроме Лютера не мог увидеть чёрта, но осталось материальное свидетельство их близкого знакомства, так сказать…» — вольно трактовал текст переводчик, следовавший рядом, — С тех пор стену этой залы украшает пятно. Господа, подойдите, прошу вас. Этому вещественному доказательству существования нечистого почти что пять веков…

Станислав достал платочек из нагрудного кармана и протёр линзы. Прищурился. Действительно, большое темное пятно расплылось по стене. Этот угол комнаты был огорожен колючей проволокой с двумя табличками, на немецком и на английском: «Осторожно, высокое напряжение! Экспонат руками не щупать!»

Русские тут же защёлкали мыльницами. Сверкали вспышки. Диковинку зафиксировали в разных ракурсах, и можно было не сомневаться, в России она без внимания не останется.

— В прошлом году мы собирали пожертвования на реставрацию. Нынешний хозяин замка, как ни странно, не желает вкладывать в это ни пфеннига, хотя по всему ясно, он извлёк бы из этого предприятия кругленькую сумму. Нам с трудом удалось договориться с бароном о нескольких показах пятна в год.

— В общем-то понятно, если бы это было при прежнем правительстве демократической республики, но после воссоединения, когда собственность вернули владельцу…? — недоумённо переспросил Станислав.

— Всё на гонку вооружений грохнули, — съязвил рыжий скептик.

— Вас, простите, как зовут? — cпросил его переводчик.

— Ну, Павел!

— Уважаемый Павел, барон выкупил этот замок недавно, он не исконный владелец Вартбурга, — пояснил переводчик. — К тому же барон намерен смыть реликвию, и это его право, ведь он купил и пятно, и те стены, на которые пятно посадили.

— То есть как это? — в свою очередь удивился скептик.

— Как смывали и до, и после исторического материализма, — весело ответил переводчик, подтвердив знание Ильфа и Петрова. — Мылом, содой или порошком. У них тут в Германии есть разные средства.

— А я бы не промазал, — мечтательно заведя руки за голову и потянувшись, молвил назвавшийся Павлом.

— Вы так считаете? — пробасил всё тот же голос, что некогда разоблачил злосчастного переводчика в неточности.