Михаил Белозеров - Нашествие арабуру

— Здесь? — брезгливо спросил император Кан-Чи.

В этот момент начальник тюрьмы Мунджу молил всех Богов, чтобы жирные, толстые мухи, отъевшиеся на человеческой плоти, не так вызывающе жужжали и, не дай Бог, не садились бы на благородный нос императора Кан-Чи.

— Да, мой господин, — по-прежнему не глядя на него, поклонился Бугэй. — Здесь, вот на этом самом шесте.

Черный Мурасамэ подошел и помочился на него тоже. Бугэй от ужаса закрыл глаза. Теперь эта весть разнесется по всему городу, и дни черного Мурасамэ сочтены. Теперь любой самурай почтет за честь убить его. Да что там самурай — любой прохожий! А что сделают с императором Кан-Чи, Бугэй даже не представлял. Следовало подумать о своем будущем, но думать было поздно.

— Хм… — недоверчиво произнес император, глядя на свежий песок. — Ты хорошо справляешься со своими обязанностями.

Бугэй копчиком почувствовал, что его жизнь висит на волоске.

— Он хорошо справляется, — спас его первый великий министр Дадзёкан.

— Хорошо, — великодушно произнес император Кан-Чи и жестоко посетовал: — А мы хотели найти тебе замену.

— Мы уже нашли замену! — уточнил Якатла и подрыгал кривыми ножками.

От этих слов Бугэй сделалось дурно. Перед глазами поплыли круги, в ушах появился звон, а колени сами собой стали подгибаться.

— Но… — добавил первый великий министр Дадзёкан, — если ты нам расскажешь правду, мы подумаем и, может быть, оставим тебя на прежнем месте.

— Правда, мой господин, — едва не бухнулся на колени Бугэй, — правда заключается в том, что голову оживили два пленника, которых схватили мои люди. Имена этих пленников вам хорошо известны.

— Я догадываюсь, о ком ты говоришь. Но как они это сотворили?

— О, таратиси кими! Вы еще не знаете наших монахов! — горячо зашептал Бугэй. — Они коварнее чернокрылых кудзу [132] Кудзу — колдуны, которые состояли на службе у Богов. и сильнее всех вместе взятых сзйки! [133] Сзйки — деревенский колдун.

Конечно, он предавал братьев, но разве он не делал то же самое всю свою сознательную жизнь, не испытывая при этом ни стыда, ни раскаяния.

— Хм… — снова усомнился император Кан-Чи. — Покажи. Но если ты врешь!.. Уййй!!! — И выразительно указал на шест, на котором некогда красовалась голова генерала Го-Тоба.

Бугэй вздохнул с облегчением. Теперь-то он почти спасен. Теперь-то он покажет, кто самый умный и дальновидный. Теперь ему не страшен даже черный Мурасамэ, дни которого сочтены, ибо нет ничего кощунственней, чем осквернять святыни, пусть даже это сделал пес, принадлежащий императору.

Конечно, Бугэй знал, что Акинобу и Натабура день и ночь читают сутры, конечно, он знал, что они не пьют и не едят, конечно, он был даже в курсе того, что Акинобу нагло разгуливает по тюрьме, как у себя дома. Но он знал еще кое-что: император арабуру только с виду такой грозный и беспощадный, а на самом деле боится даже самых безобидных духов Нихон, потому что у него на родине не водились ни духи, ни демоны. Бугэй давно хотел сыграть на этом и теперь решился. Но дело надо было обтяпать весьма тонко, ибо император Кан-Чи, с пренебрежением относящийся к хонки и не разбирающийся в деталях дзэн-буддизма, ничего не знал ни о сутрах, ни о шастрах, с помощью которых можно было менять свойства мира, поэтому он не мог осознать опасности, исходящей не только конкретно от учителя Акинобу и Натабура, но и в общем, от Истинносущего. Его мир был куда беднее, а его Боги, все вместе взятые, не так всемогущи, как одна-единственная Богиня Солнца Аматэрасу.

Но даже Бугэй не представлял себе, насколько далеко зашли Акинобу и Натабура, ибо Бугэй был всего-навсего обыкновенным поваром, в душе им и остался, не имея возможности приподняться до просветленных.

— Показывай, титлак! — велел первый великий министр Дадзёкан.

— Да, показывай! — беспечно велел император Кан-Чи.

— Показывай! — потребовал Якатла и от восторга запустил ногти в раны на плечах раба Тла.

От неожиданности Тла невольно дернулся, как лошадь, отгоняющая слепней. Мстительный Якатла вонзил ногти глубже — Тла даже не повел плечами.

— Молодец! — похвалил его жрец.

Горячее солнце поднялось из-за тюремной стены, и сразу стало жарко, словно открыли огромную печь. Бугэй захотелось раздеться, но он побоялся даже скинуть камисимо, чтобы остаться в одном кимоно.

— Вот они! — низко кланяясь, подошел он к клетке, в которой находились Акинобу и Натабура.

— Эти?! — нахмурился император Кан-Чи и приблизился, сохраняя на лице надменно-брезгливое выражение. — А почему это?.. — удивился он, переходя на дискант. — Почему?.. Почему они летают?!

В его понимании летать мог Бог арабуру — Кетцалькоатль [134] Кетцалькоатль — Пернатый Змей, Птица-змея ацтеков. . Но чтобы летали простые смертные, император Кан-Чи такого слыхом не слыхивал.

— Они… они… не такие, как все! — нашелся Бугэй, — они, они очень и очень опасны, таратиси кими… — забубнил он, как перед жрецом.

— Они демоны?!

— Хуже!

— Кто же?!

— Они такие! Такие! М-м-м… И очень-очень опасны!

Нюхая пахучую индийскую палочку, император Кан-Чи брезгливо спросил:

— Даже для меня? — ему почему-то захотелось отступить на шаг от клетки, но он сдержался. — А почему они худые и чахлые? Такие нам не подходят. Поэтому они у тебя и летают, что чахлые. А? — задал он каверзный вопрос.

Глупая страна, подумал он. Глупые люди, живущие в ней.

Бугэй быстро соображал и выпалил:

— Они… они… колдуны!

Учитель Акинобу и Натабура невольно прислушались, хотя давно отреклись от того, что происходит снаружи клетки. Действительно, после всех перипетий их одежда превратилась в лохмотья, плохо скрывая худые, жилистые тела, и выглядели они, наверное, как самые последние нищие. Но колдунами их еще никто не называл.

Дикий народ, снова подумал император, у нас летает еще всемогущий белокурый Бог Тескатлипока, который сошел из восточной Обители Богов и который велел завоевать эту страну, а здесь летают даже рабы. Нет, их нужно казнить как можно быстрее.

— Что ты там говорил о какой-то казни? А? — он взглянул на Бугэй так, что у того сердце упало в пятки и тихо дергалось там, как лягушка на нитке.

— Не смею произнести в вашем присутствии, — промямлил Бугэй, потея и бледнея сверх всякой меры.

В нем еще сохранились остатки совести, и он не хотел, чтобы Акинобу и Натабура узнали, кто является инициатором их жестокой казни. Мало ли что, на всякий случай думал он. Эти сутры, и генерал Го-Тоба. Как бы чего не вышло? Сумели же они оживить голову!

— Они хотят оказать вам честь и сварить соотечественников в вашем присутствии, — подсказал первый великий министр Дадзёкан и тоже понюхал пахучую индийскую палочку.