Генри Олди - Сборник Чистая фэнтези

Однажды поздно ночью в зал маэстро Бернарда был срочно вызван лекарь. Престарелый хабиб, живший неподалеку, застал маэстро истекающим кровью на руках жены. Сквозная колотая рана в груди не оставляла никакой надежды. Бернард Эстевен умер через десять минут после прихода лекаря, успев прошептать:

– Она не виновата. Несчастный слу…

Всем известно: несчастные случаи подобного рода время от времени происходят при тренировках на боевом оружии – а иного в доме Эстевенов не признавали. Но чтобы проткнуть человека насквозь… Учитывая вспыльчивый характер Вучи, нетрудно было предположить, что за "несчастный случай" имел место на самом деле, когда супруги начали выяснять отношения с клинками в руках.

Следствие приняло во внимание показания хабиба, подтвердившего заявление Бернарда, и обвинения против вдовы маэстро выдвинуты не были. Тем не менее, слава мужеубийцы прочно закрепилась за женщиной. Ее стали звать "черной вдовой". Последние ученики оставили зал, и не прошло и года, как Вуча Эстевен уехала из Бадандена в неизвестном направлении.

Никто не сомневался: она покинула город навсегда.

Однако через три года Вуча вернулась. Привела в порядок дом, пришедший в запустение, и подала прошение в Гильдию баши-бузуков о восстановлении ее лицензии. Прошение рассмотрели и удовлетворили.

Где женщина пропадала это время, осталось тайной. Вуча о своих странствиях не рассказывала, а расспросы на данную тему грубо пресекала в зародыше. Ходили слухи, что она ездила учиться то ли к горным старцам Курурунфы, то ли на остров Гаджамад, а мародер и расхититель гробниц Касым Шамар клялся, будто Вучу видели в пустыне, бродящей по руинам Жженого Покляпца. Но слухи – дело тонкое. Если бы слухов не было, женщине стоило бы самой распускать их, дабы вызвать к себе интерес.

У нее появились ученики.

Не слишком много – но все же, все же… На удивление, они не спешили разбегаться. Заглянув в ее зал – якобы оказать почтение – любопытные баши-бузуки рассказывали, что Вуча Эстевен стала двигаться много быстрее, чем раньше. В ее выпадах и защитах чувствовалась неженская сила. Что же касается фехтовального мастерства, то здесь баши-бузуки особых изменений не заметили…

– …Молодежь наивна, – подытожил Дядя Магома, вставая из-за стола. – Они думают, что Вуча научит их скорости и силе. Юнцы! Им невдомек, что есть дар, который нельзя передать. И есть цена, которую лучше не платить. Зря вы, юноша, остановили свой выбор на зале Вучи Эстевен. Уж вы-то должны понимать…

– Я понимаю, – кивнул Джеймс. – Но у меня есть другие причины.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете. К сожалению, мне пора. Приятно было познакомиться…

Джеймс задумчиво глядел вслед Дяде Магоме, пока тот неторопливо шел к выходу из духана. Ему казалось, старик хотел сказать что-то еще, но передумал.

– Позвольте вашу руку, – вдруг сказала венаторша.

Джеймс повиновался.

Она держала его руку в своей, даже не пытаясь изучать линии жизни и судьбоносные бугры. Просто держала. И думала о чем-то своем.

– Берегите себя. Мне кажется, сегодня не ваш день.

– Это пророчество? – спросил молодой человек.

– Нет. Это так… Блажь.

– А почему я ничего не чувствую? – возмутился Фортунат Цвях, картинно подбоченясь.

Мэлис с грустью улыбнулась:

– Я тоже ничего не чувствую. Я предчувствую. Дорогой, кто из нас ведьма?

– Ты, – послушно согласился венатор.

– Вот видишь. Я всегда говорила тебе, что во многом знании – много печали. Не волнуйся, после защиты диссертата я стану магистром и забуду эти смешные бабкины приемы…

Когда, любуясь закатом, Джеймс шел подписывать контракт с маэстро Вучей, он уже не помнил о словах рыжей ведьмы.

Ворота ему открыл подмастерье Фернан.

– Добрый вечер, сударь! Маэстро велела проводить вас в кабинет.

Поднявшись на второй этаж, Джеймс вскоре оказался в кабинете, наличие какового не мог и предположить в доме Вучи Эстевен. Словно в броне рыцарских доспехов поселился котенок. Масса вещей заполняла кабинет, и любая безделица украсила бы приют ученого, мансарду артиста или будуар кокотки – но не кабинет дамы со шпагой.

Резной стол, чьи ножки краснодеревщик изобразил в виде смешных, перевернутых вверх тормашками кариатид. Клавикорд, инкрустированный слоновой костью. Сверху клавикорд был заставлен фигурками и статуэтками, вазочками и подсвечниками. Это, вне сомнений, делало звук инструмента, и без того тихий от природы, совсем неслышным – но здесь на клавикорде не играли, используя в качестве оригинальной тумбочки.

Кованая этажерка в виде розария.

Ковры с яркими орнаментами.

Джеймс, скажем честно, даже оробел.

– Маэстро сейчас придет. Обождите, пожалуйста.

Молодой человек остался в кабинете один. В небрежно зашторенное окно, выходящее на пустырь, смотрел ранний месяц. Горели свечи в стенных канделябрах. Руинами города, разрушенного злобным маридом, громоздилась мебель. Обилие вещей в довольно тесном помещении не то чтобы подавляло, но наводило легкую оторопь.

Одинокая женщина, думал Джеймс. Еще нестарая. Вдова. С утра до ночи – шпага, пика, кинжал. С ночи до утра – холодная постель. А страсти, надо полагать, кипят. Я сам видел, как они кипят, эти страсти. Муса, небось, до сих пор бока потирает. Мне говорили, без ложной скромности, что я хорош собой. Что, если контракт – лишь повод пригласить меня в поздний час?

Не с Фернаном же ей утешаться?

Или иначе: не с одним же Фернаном?!

Он еще не знал, даст согласие или откажет, если маэстро Вуча предложит ему своеобразную форму оплаты уроков фехтования. В постели будет проще разузнать о рябом наглеце… как говорит маэстро, что сделано, то оплачено…

"Мы, циники…"

Джеймс протянул руку и взял с клавикорда статуэтку из бронзы, высотой примерно в локоть. Мысли еще витали в области интимных отношений, а пальцы безошибочно сомкнулись вокруг цели, которую молодой человек преследовал вот уже несколько дней.

"Мы…"

Он держал в руках Лысого Гения.

Рябое лицо. Хвост волос переброшен через плечо. Залысины на висках. Глубоко утопленные глазки. Орлиный нос. Нервные ноздри. Рот брюзги, щеки любителя пива и жирных закусок. Лицо знакомое, а тело иное – с вислым брюшком, узкими плечами и, главное, с короткими ручками-ножками.

Телом Лысый Гений напоминал евнуха.

Бронза, из которой он был сделан, на ощупь оказалась холодной, как лед, и неприятно шершавой. Легкий запах мускуса защекотал ноздри. Джеймсу показалось, что он держит ядовитую, смертельно опасную жабу зух-зух, чьи выделения заражают смельчака "змеиной чесоткой".

"Надо тайно забрать статуэтку и показать Азиз-бею!"

Идея, едва мелькнув, вступила в единоборство с дворянской честью: