Генри Олди - Сборник Чистая фэнтези

– Дядько Сил! Дядько! Гости к нам!

На сей раз Сильвестр Фитюк отрываться от дела не стал. Ну, гости. Обождут. Колдун поставил последний стежок, завязал узелок, откусил остаток нитки крепкими, растущими вкривь и вкось зубами – и лишь после этого глянул в сторону калитки. За калиткой топтался, сотрясая землю, кудлатый детина. В нем Фитюк без труда признал королевского псаря, немого Гервасия.

Всадник, гарцующий рядом на пегой кобыле, по сравнению с великаном-псарем смотрелся несерьезно. Колдун, признаться, в первый момент даже не обратил на него внимания. Несмотря на зной, всадник кутался в темно-лиловый плащ, а на голову нахлобучил шляпу с широкими полями, скрывавшую лицо.

«Еще б кобылу, умник, перекрасил, перстень с гербом Блезуа снял и псаря в замке оставил, – ухмыльнулся про себя колдун. – Тогда, глядишь, и не узнали бы».

– Филька, обормот, отвори калитку! Прошу, Ваше Величество.

Филька при виде августейшей особы разинул рот и застыл на месте – словно под зрак василиска угодил. Едва из-под копыт успел выскочить, когда король во двор въехал. За кобылой, высунув язык, трусила вперевалочку здоровенная мохнатая псина – сука Муми Тролль, любимица псаря. Эскорт, значит.

– Здравы будьте, Ваше Ве…

– Тсссс! – прошипел Серджио Романтик, спешиваясь. – Я у вас инкогнито.

– Ну, это как вам угодно будет, – легко согласился колдун. – Морсу не желаете? Холодненького, из погреба?

– Желаю!

Чувствовалось, что монарха по дороге вконец допекла сегодняшняя жара.

– Филька! Лезь в погреб, тащи жбан морса. Да кружки прихвати, елки-метелки! Не из горла же нам с инкогнитой хлебать! Садитесь, ваше-разваше…

Серджио Романтик царственно опустился на скамейку, освобожденную Сильвестром. С интересом осмотрел скудное Фитюково хозяйство: двор, амбар, дровяной навес, просевшее от времени крыльцо дома… Наконец взгляд его величества остановился на колдуне, который стоял перед гостем, явно чего-то ожидая.

– И вы садитесь, милейший. Я сегодня без лишних церемоний.

Второй скамейки во дворе не было, так что Фитюк подтащил ближе изрубленный чурбан для колки дров и уселся напротив короля. Кобылу псарь Гервасий привязал к молодой яблоне, сам расположился в тенечке и, кажется, задремал. Псина улеглась бок о бок с великаном.

Повисла неловкая пауза.

– Жара этим летом… – протянул король.

– Ваша правда, – согласился Фитюк. – По такой жаре виноград хорошо вызревает. Вино с него…

Колдун вкусно причмокнул.

– Вино – это да! – оживился монарх. – Лишь бы злаки не пожгло… О, ваш ученик скор на ногу!

От волнения – не блудливой Яньке, чай, королю питье подносим! – Филька едва не расплескал морс на монарший плащ.

– Благодарю, юноша! Какое облегчение…

– Филька, беги домой, – велел колдун, понимая ситуацию. – До вечера свободен.

Когда мальчишка исчез, его величество на всякий случай огляделся по сторонам.

Нет, больше никого нет.

– А скажи-ка мне, любезный Фитюк…

Любезный Фитюк отметил, что Серджио Романтик перешел с ним на «ты», лишь когда ученик сгинул, и оценил королевскую деликатность.

– Что вчера на турнире стряслось? Тильберт сразу уехал, даже ночевать не остался. От объяснений отказался, был неприветлив. Я полночи заснуть не мог, ворочался, размышлял… И королева с утра сама не своя: узнай, мол, да узнай, а то умом тронусь! Принцесса, ясное дело, с матерью заодно. Про Агафона я и не говорю: тот уже пять разных финалов к новой поэме настрочил… Теперь мается, не знает, какой оставить. Давай, объясняй!

Фитюк не спешил отвечать.

Он скреб щеку ногтем, желтым и плоским, – как день назад, на болоте, размышляя: идти к королю на званый пир или нет? Вчера ноготь выскреб простую, как дубина, правду: надо идти. Вот такая простая правда, хомолюпус ее заешь.

Сегодня ноготь не выскреб ничего.

– Не знаю, – честно ответил колдун, хмурясь. – Наверное, в Тиле дело. Пожалел старика. Совесть проснулась. Вот и решил: умение показал, покрасовался, а теперь сердце покажу. Пусть старого дурня в победители нарядят. Нехай порадуется напоследок…

– Совесть? – с сомнением протянул его величество.

– А чего такого? Она у всякого может случиться, совесть. Да и потом… Что я ему мог сделать? Ерунду и воздуха сотрясение. Тильберт, он ведь все мои семь заклятий в деле видал. И не раз. А из них таких чар, чтобы быстро, на людях… чтоб благородным зрителям в ладоши хлопнуть…

Колдун подумал.

– Ну, первое, – он загнул для памяти корявый палец, – оно коровам телиться помогает. Это когда телок задом идет, и пузырь, елки-метелки, не рвется, а душит. Я теленочку на задние ножки дивную чудо-петельку кладу: сама тянет, сама тужится. В придачу, когда телок не дышит, петелька слизь у него из носа и глотки смокчет… Ежели со стороны смотреть, очень интересно выходит. И для здоровья, как вы велели, и без членов вредительства.

Он еще немного подумал.

– Ну, почти без вредительства, – поправился Фитюк. – Тут как судьба плюнет. Главное, грудину правильно мять. Телок раздышится, оживет – и корове, и хозяйке радость. Я телят за свою жизнь спас – армию! Хотя бывало по-разному: мнешь его после дивной петельки – а он дохленький…

Серджио Романтик украдкой вытер пот со лба.

Должно быть, упрел на солнышке.

– Другое заклятие у меня тоже ничего, ядреное… Я им злыдней гоняю. Которые в твоем доме живут, твоим трудом кормятся, на твоем горбу пляшут, а тебе за все добро одну пакость желают. Народ всегда глядеть сбегается: вой, треск, корчи… Бывает, злыдня так припечет, что детвора им после три дня в «стрелки-горелки» играет. Ага, вспомнил! Еще одно годится, пятое: я им гулящим оторвам перед свадьбой девичество возвращаю. После Тиля, елки-метелки, частенько доводилось трудиться… Шустрый был, паразит, на девкин счет. Я ему, кобелю, сто раз грозился: зашью, мол, суровыми нитками, не первое, так второе!.. А надо было, для острастки. Вы как думаете, Ваше Величество?

– Пожалуй, все-таки совесть, – кивнул Серджио, морща лоб. – В конце концов, ведь бывает, чтоб совесть? Иначе что? Иначе совсем грустно выходит.

– Бывает, – согласился Фитюк. – Вот, пока я при всем честном народе размышлял, у Тильберта совесть и случилась.

– Ну, прощай, колдун.

– Всех благ, Ваше Величество!

Когда король со свитой убрались прочь, Сильвестр Фитюк некоторое время сидел без движения, глядя вдаль, за Куликово Пойло, где шумно достраивали мельницу. После придирчиво осмотрел заплату: оно, конечно, не заклятие, но класть надо крепко, с тщанием. Накинул чиненый кафтан на плечи, словно боясь, что ветерок застудит ему поясницу; поднял с земли камешек и швырнул его «навесом», через поленницу.