Александр Зорич - Сборник Круг Земель

Четыре масляных лампады, притаившиеся внутри хрустальных сосудов, стояли в узких и длинных прямоугольных нишах, освещая комнату дробящимся, неярким светом. Ложе – необъятное, широкое, без ножек – располагалось почти у самого пола, как это было в обычае у Гамелинов. Оно стояло в самом центре комнаты. На ложе, у самой его спинки с вездесущими лебедями и лилиями, сидела женщина. Лица ее Герфегест не видел. Оно было скрыто густым черным флером. Тело тоже пряталось под плотной черной тканью. Знак погруженности в глубокие и безрадостные раздумья. «О чем это она? Небось, о своем упыре Стагевде?» Герфегест был уверен в том, что она не спит – он слышал ее шаги, притаившись у подоконника. Его не проведешь такими детскими трюками.

Герфегест снял с руки шелковую «змею». Госпожа Хармана – если это, конечно, госпожа Хармана, сейчас умрет. Наверное, то есть без сомнения, она чувствует его присутствие. И, конечно, задумала некий трюк. Смотрит на него из-под вуали и лелеет на груди какую-нибудь метательную гадость. И наверняка отравленную. Сейчас она бросит ее, а в случае неудачи пронзительно заорет. Не удалось, мол, справиться самостоятельно, так помогите же! Но он не даст ей заорать. Он обвернет вокруг ее шеи шелковый шнур и одним выверенным движением затянет его. Не сказав ни слова.

Но отравленное лезвие не устремилось в грудь Герфегесту. Хармана – а это была она, и только она – отбросила с лица черное покрывало и тихо произнесла:

– Я ждала тебя. Последний из Конгетларов. Я не стану звать стражу. Если бы я хотела обезопасить себя, я бы приказала схватить тебя в тот момент, когда ты сошел со спины боевого дельфина. Но я не хочу. Я знаю, что ты не убьешь меня. И ты тоже знаешь это.

Поцелуй Харманы был соленым, словно поцелуй океанской волны. Ее объятия – объятия вечности, дрожащей в экстатическом наваждении.

Путь Гамелинов – это путь страсти. Герфегест знал это. Сила Гамелинов – в любовном соитии Харманы и Стагевда. Так говорил Герфегесту Ганфала.

Герфегест вошел в Харману так же естественно, как звенящие струи весеннего ручья вливаются в океан. Так же неистово, как ураган срывает соломенные крыши с крестьянских хижин. И он забыл обо всем, что слышал.

Когда Герфегест и Хармана упали на ложе, светильники в хрустальных сосудах разгорелись ярким оранжевым светом. Жадные руки Герфегеста сорвали с тела Харманы черную вуаль. Под ней не было ровным счетом ничего. Ни платья, ни шелковой рубахи. Под ней было нечто более ценное, чем златотканая парча, чем варанский бархат, чем тончайший итский пергамент. Бледное и совершенное тело Хозяйки Дома Гамелинов.

Герфегест забыл обо всем, что осталось позади. Для него не существовало ничего, кроме настоящего. Хармана была гением любви – никого лучше ее, ни одной лучше ее.

Алчные губы Герфегеста ласкали ее мраморную грудь с напрягшимися от предощущения наслаждения сосками, и он был готов поклясться кровью Конгетларов в том, что никогда и ни одной женщине не случалось вызывать в нем такого трепета и такой страсти.

Губы Харманы, трепещущие в неистовствующих страстью поцелуях, собрали с лица Герфегеста всю краску, призванную подменять белизну его кожи причудливым темным узором. Ее розовый мягкий язык слизнул две точки с подбородка Герфегеста, смел искривленные линии с его лба и скул, пока сам Герфегест входил в Харману мощными и умелыми толчками. Ветер больше не тревожил ореховую рощу.

Герфегест поверил Хармане сразу и безоговорочно. Он простил ей сразу все грехи и подлости, которые она совершила. И все, которые она еще успеет совершить в будущем. Он простил Хармане все до скончания дней. Будь она самим исчадием Хуммеровой бездны, ему было все равно. Он любил ее так, как не любил ни одну женщину в мире. Вереница женских тел промелькнула мимо Герфегеста в кружении любовного танца. Ему больше незачем помнить о них. Он больше не желает помнить свою первую женщину, отравленную аконитом в Наг-Нараоне. Он больше не желает помнить о тысяче безымянных шлюх. О наложницах грютского царя Наратты. Он не желает больше вспоминать о Тайен. Пусть упокоится семя ее души – если только у нее была душа – в Святой Земле Грем. Он больше не будет тосковать о предательстве Киммерин. Ему все равно. Теперь у него есть нечто большее, чем любовные интриги и страстные объятия. У него есть вечность. И этой вечности имя Хармана.

Хозяйка дома Гамелинов была совершенна и телом, и лицом. Ее брови были густы, а ресницы длинны. Волосы ее не были заплетены в косы и не были черны. Всезнающий Герфегест был посрамлен, когда, сорвав с ее волос волны черного флера, обнаружил, что женщина, которой сейчас наслаждается все его существо, отнюдь не брюнетка и ничем не походит на женщин из Дома Гамелинов, виденных им в ранней молодости. Ее волосы были серебристо-белы, словно пепел, остающийся после сожжения тонкой кисеи над пламенем свечи. Серебристо-белы, словно шкура горностая. Они были собраны в очень сложную высокую прическу, придавшую Хармане сходство со статуями оленеглавых дев, виденных некогда Герфегес-том в Варане. Пряди ее на диво богатых и длинных волос были украшены хрустальными бусинами, а прическа держалась благодаря восьми бриллиантовым заколкам и двум гребням. Когда тело Герфегеста содрогнулось в судороге наслаждения, Хармана выдернула из прически оба гребня и шесть из восьми бриллиантовых заколок. Ее волосы, похожие на расплавленное серебро, хлынули на грудь Герфегеста.

Герфегест любил ее еще раз. Он не мог иначе. Она не могла не позволить ему. Она металась на ложе, словно израненная лань в силках. Она плакала, и слезы исполненной страсти делали ее лицо еще прекраснее. Герфегест. покрывал ее глаза поцелуями. Он был не в силах остановиться. Он знал – пока их тела не вздрогнут на пороге вечности в третий раз, он не скажет Хармане ни слова.

Герфегест не лгал себе. Он знал, что теперь уже никогда не убьет Хозяйку Дома Гамелинов.

Ночью Стагевд пробудился от легкого укола в чресла. Он вскочил со своего ложа, отбрасывая прочь шелковое покрывало, и нервно прошелся по флагманской каюте. Потом Стагевд накинул на плечи длинный угольно-черный халат и, открыв, дверь, оказался на палубе «Черного Лебедя».

Его личная охрана, стоявшая на страже у дверей кормовой надстройки, вытянулась, беря позолоченные топоры на плечо.

Стагевд успокаивающе махнул им рукой и прошел на нос гигантского корабля, где находилась наблюдательная башенка. Он быстро взбежал наверх по лестнице сандалового дерева и, выхватив у дозорного дальноглядную трубу, жадно впился в далекие силуэты кораблей южан. Хранящих Верность.

Море было безмятежно, как дремлющая красавица. Но что-то в этом мире было не так. Что-то изменилось. Стагевд не понимал, что послужило причиной его пробуждения. Он привык крепко спать ночью и отменно сражаться днем. А сейчас он пробудился. Зачем?