Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 1. Слёзы Невидимых.

Дополнение 2.

Языковой статус: Лхасараны имеют прекрасное образование. Помимо знания родного бурятского языка знают английский, немецкий, французский. Естественно, как представители докторского сословия разбираются и в латыни.

Заслуга Лхасарана-петербуржца — воспитание и обучение, в том числе и языковое, Бабая-Фируза в Петербурге.

Продолжим нашу систематизационную характеристику фигурантов Золотого Разброса. Следующая группа ‑ русское трио: Иван Семёнович Козловский — педагог женской гимназии, Иван Семёнович Козловский — преподаватель педучилища, впоследствии педколледжа города Чумска. И, как возможно вы уже догадались, вершина треугольника — Атаман Ерофей, возглавлявший набег Вольницы на владения Племени и он же, в составе казачьего отряда, заложившего Удинский Острог (затем Верхнеудинск и Улан-Удэ).

Колян, Писатель, Базука, Водяной Дед и прочие

В особняке Алексея Базукина было шумно. Провожали Писателя, который отбывал вслед за полётом вдохновения, летевшего на этот раз в Кострому. Там ему каким-то чудом удалось обнаружить старожила, служившего вместе с его дедом в армии адмирала Колчака.

Дед иногда в подпитии намекал, что знает секрет колчаковского богатства, но связан клятвой, нарушить которую никак невозможно. Но есть, мол, в Костроме однополчанин Архипка Незванов, который клятву не давал: некому стало клясться, когда до него очередь дошла.

Тот Архипка иногда на Пасху или Рождество присылал деду открытки. Адрес, стало быть, имелся. Вот и решил Писатель новую тему разрабатывать. Тоже о золоте. Много ведь наработок и сцен интересных сочинил. А помещать их оказалось некуда. Сыпался на глазах сюжет о Монастырском сокровищах. И с территории выселили. Но не тот человек был будущий известный Писатель, чтобы хоть одну, в муках рожденную, строчку просто так выбросить.

— Ну, за здоровье выпили, теперь давай дорожку погладим.

— Да по полной. Чего руки-то трясутся? Ещё возьмем!

— Мне жалко, что ли? — оправдывался виночерпий Колян, — сами порубитесь раньше времени, если так частить да полнить будем!

— Правильно мужики, не гоните лошадей, а то гусей погоните! — поддержал друга Писатель. Послушайте лучше. Что я вам скажу:

— Днями сон приснился мне престранный. Будто стою я в подземелье глубоком, а стены из жёлтого металла отлиты. Пригляделся — не стены это вовсе, а штабеля из брусков золотых от пола до потолка. Так что только проход свободным остаётся. А сколько эти штабеля в глубину понять никак нельзя.

В конце прохода сидит седой старик. Слепой видать, потому глаза его золотыми кружочками прикрыты размером с советский рубль с Ильичом.

— Вижу я тебя, парень, — говорит. Только видение моё не земное. Мне глаза не нужны. Века в темноте просидел: внутренним светом золота пользоваться научился. А в нём больше видно. Вот и тебя насквозь зрю: хороший ты человек, но алчность уже пытается запустить свои щупальца к тебе в душу. Не книгу новую мыслишь людям дать как духовное богатство и пищу. Сам норовишь Золотому Идолу поклониться. Остановись, пока не поздно. Поезжай в Кострому. Там, если образумишься, да с Архипкой — дедовым дружком подружишься, может, и напишешь сказ, людям полезный.

А за богатством не гонись. Всё равно всю жизнь нищим проживёшь. Не для тебя это. Сказано: гений должен быть голодным!

— Так прям и сказал про голодного гения? Что-то ты слишком загнул! — Базука недвусмысленно покрутил пальцем у виска.

— Ваше дело, верить или нет. Я врать не стану. И Златому Идолу даже мыслей не было поклоняться.

— Ну да — это у вас, писателей, не враньё, а творчество называется. А денег голодному гению, ясно, что не надо.

— Ладно, пошумели и хватит. Друзьями расстанемся. Поди ещё доведется встретиться. — Колян пригасил слегка разгоревшуюся дискуссию.

На том и порешили.

***

— Дед, слышь-ка ты чё, а? — Дух Могучей Реки оглядел подвальное помещёние Базукина дома. Здесь до выяснения обстоятельств и перспектив на дальнейшую деятельность выторговал он себе согласие домовладельца на организацию озерка для временного проживания. Не озерка, так — лужи. Сдаваться пока Дед не собирался. А на Могучую Реку тошно было при нынешних там безобразиях возвращаться.

«Сдаваться не собираюсь, а голова сдаёт. Отдыха требует. Уж из пустых углов голоса слышу. Собака, вон, ничего не слышит».

— А потому и не слышу, что это я с тобой говорю. Ну, не пялься ты так на меня, старик. Жил давным-давно в ваших краях знаменитый конокрад Мишка Смоктунович. Ходил в надраенных дёгтем сапогах, а подпоясывался кнутом. Любил он эти края и Могучую Реку. Да только бежать пришлось от властей да хозяев лошадей украденных.

А знаменит он не тем, что коней воровал. Он отец артиста великого — Иннокентия Михайловича Смоктуновского, который, правда, тоже воровством промышлял: «Волги», тибрил и продавал. Поймали. В тюрьме сидел.

Так что воровством в дамки не выйдешь. А ты и не конокрад, и не машинокрад. Ты собакокрад. Собаку у бедных таёжных жителей спёр, и разбогатеть на том задумал! Мелко плаваешь в своей Могучей Реке!

— Больно много знаешь! — огрызнулся Дед.

— Да уж умом да знаниями Духи не обидели. А ты про меня ровным счётом ничего не знаешь. Иначе не тронул бы. Я самого Духа Земли протеже. Ты с ним и так в ссоре, а если ещё я пожалуюсь, он тогда вовсе обратный путь тому золоту, что тебе поперёк горла и фарватера стало, заборонит!

— А говорить где научилась?

— Неважно где. Важно — как и о чём. На самом деле все порядочные собаки умеют. Это собака Павлова при свете лампочки слюной истекала, а пожрать попросить не догадывалась. Тупая псина старичку попалась.

А путные всё умеют. Только нам это без надобности. Мы телепатически можем общаться. А менее развитые виды млекопитающих, (понимаешь о ком я), обязательно словами да звуками мысли передают. Мы лаем только, когда свои воспоминания потомкам передаём (пустолайки подзаборные не в счёт). Так это — высокое искусство. Ты за меня держись. Слушаться будешь — не обижу.

— Дожил!!!

— Не причитай, как баба! Слушай мою команду!

— Ну?

— Загну! Я за словом в карман не полезу. Будешь хамить, тебе же проблем больше. Я теперь грамотная и образованная, благодаря вынужденному переселению. По твоей, кстати, вине.

— Ну, говори, не томи. Всё равно деваться мне некуда. Хоть в собственной Реке топись.

— Так ты же не можешь утонуть!

— То-то и оно! Говори уж.

— Короче, я временно пост оставляю. Ты за старшего. Я пока переселяюсь в приют для бездомных животных. Нашла там себе достойного спутника жизни на ближайшее время.

— Совсем плохо! И что мне делать?

— Наблюдать, наблюдать и наблюдать. Без анализа. Видали мы, какой из тебя аналитик. Вернусь — всё расскажешь подробно, выводы буду сама делать. И дальнейшие указания тогда получишь. А сейчас извини. Эту течку я так бездарно пропустить не могу. Мемуары собственные скоро забывать начну.