Андрей Стригин - Последний блюз ночных

— А четыре разобьёшь? — слышу насмешливый голос.

Оборачиваюсь и обмираю, облокотившись о забор, на меня взирает целый полковник авиации. Он несколько коренаст, возраст неопределённый, можно дать сорок, а можно — шестьдесят.

— Из-звените, товарищ полковник, — даже заикаюсь, вроде, никогда не страдал.

— Дела, — протяжно говорит он, подходя совсем близко. — Кто тебя надоумил до этого? — он сурово сдвигает брови. — Как твоя фамилия? — ещё чуть-чуть и сверкнёт молния.

— Рядовой Стрельников! — выпалил я, осекаюсь и уже произношу едва не шёпотом:- Виноват, товарищ полковник, рядовой Панкратьев.

— Что? — брови лезут на лоб. — Объяснитесь, рядовой.

Меня словно прорывает, говорю долго, страстно, в моей душе кипит боль, обида, нереализованные силы и прочее, прочее.

На удивлении он меня слушает, не перебивает.

— Пошли! — приказывает мне.

— Мне к вечеру необходимо уложить кирпич, — пискнул я.

— Пустое, — отмахивается старший офицер, — стройбатовцев кликнем, за час всё будет стоять.

— Так чтоб, по оттенкам было, — неожиданно, что-то во мне с наглостью изрекает.

— По оттенкам разложат, — усмехается полковник.

Выходим с территории казарм, с любопытством разглядываю военный городок. Чисто, благо солдат хватает, достаточно уютные трёх, четырёх этажные дома, магазины — давно хотел сюда попасть.

Подходим к суровому зданию, во мне вспыхивает озарение, и ноги становятся ватными, это особый отдел. Сколько слухов о нём ходит и один краше другого!

Дежурный прапорщик вскакивает с докладом, полковник лениво отмахивается, заводит в кабинет. На стене висит, потрет Леонида Ильича Брежнева в маршальской форме, грудь увешена орденами и звёздами Героя Советского Союза. Через плечо свисает широкая лента, на которой теснятся все мыслимые и не мыслимые награды вручённые лидерами братских стран.

— Садись. Какой у тебя домашний номер?

Очень волнуясь, называю.

— Как мать звать?

— Светлана Анатольевна, язык во рту деревенеет, неужели сейчас услышу родной голос.

Полковник снимает трубку правительственного телефона:- «Завет», девушка, «Рябину», пожалуйста, — диктует названый мною номер. — Это Светлана Анатольевна?… да не волнуйтесь… именно, по поводу вашего сына… да не плачьте вы! С ним всё в порядке. Как его полное имя и фамилия?… Стрельников Кирилл Сергеевич?… ну где - где, рядом сидит… на, с матерью поговори, — он суёт трубку в мои дрожащие руки.

— Мама, — еле выдавливаю я.

Говорим долго, мать постоянно плачет, но чувствую, это уже слёзы радости. Не вдаваясь в подробности, обрисовываю ситуацию, уверяю её, что мне в армии нравится, почти курорт.

Всё это время полковник не сводит с меня взгляда и терпеливо ждёт, когда мы выговоримся. Затем, вызывает майора:- Сделай запрос в Севастополь на имя Стрельникова Кирилла Сергеевича, где учился, чем занимался, его связи, информацию подготовь в полном объёме.

— Говоришь, военная кафедра была?

— Все последние экзамены сдал. Дипломная работа написана в полном объёме, но не успел защитить, — едва не всхлипнул я. — На военные сборы собирался, мне должны были лейтенанта присвоить.

— Ну что ж, считай, что ты их проходишь, — в глазах мелькает насмешка.

Выхожу на свежий воздух, вдыхаю полной грудью, радость теснится в сердце, наконец-то всё проясняется, главное мать поняла, я жив. Оказывается, ни одно из моих писем, адресованных ей, не дошло по назначению. Прихожу к мнению, что не правильно формулировал их содержание и особый отдел придерживал их у себя. То, что существует цензура, догадываюсь. Смутно соображаю, начальник особого отдела, не просто так вышел на меня.

Так как нахожусь за территорией казарм, пользуюсь моментом, в свою часть не спешу, прогуливаюсь по гарнизону. Недавно получил первое жалование, несколько рублей, надо бы их с пользой потратить.

Сунул нос в один магазин, чуть не задохнулся от восторга, сколько здесь различного печенья, конфет, а на том стеллаже — кексы с изюмом, румяные булочки, рот моментально наполняется слюной, давно забыл о таких «деликатесах». В столовой, конечно, кормят хорошо: каша «дробь шестнадцать», залитая комбижиром, пюре на воде с варёным салом, в неаппетитным соусе. Иногда бывает варёная рыба. А на большой праздник, каждому давали по два варёных яйца, четыре печенья и по две жёсткие карамельки. Во, оторвались тогда!

Скромно стою в очереди, живот воет от голода и пытается прилипнуть к позвоночнику, это у него хорошо получается.

Только протягиваю деньги, дверь магазина распахивается, входит патруль. Тут меня осеняет, увольнительного у меня нет. Рука дрожит, продавщица смотрит с подозрением:- Что заказывать будешь, солдатик! — её требовательный голос разносится по всему залу и достигает ушей патруля. Лейтенант поворачивает голову и вот сейчас он скажет своим — «фас»!

Сжимаю голову в плечи, бормочу по поводу какого-то мыла.

— Тебе хозяйственное, или дегтярное? — вопит дура.

Глаза мои затравленно бегают, как не хочется попасть на гауптвахту, молодых там не жалуют.

— Какое мыло? — меня теснит девушка лет восемнадцати, хватает меня под руку, — папа сказал купить этот торт, — она указывает на невероятное произведение искусств, щедро усыпанное орехами.

— Стелочка, так он с вами? — расплывается в улыбке лоснящееся лицо продавщицы.

Краем глаза отмечаю, как погрустнел взгляд лейтенанта. Его рот как открылся, так и зарылся, лишь зубы щёлкнули. Патруль, несказанно удивив меня, незаметно исчезает.

Покупаю торт, с недоумением кошусь на девушку. Выходим с магазина, протягиваю ей роскошную коробку с тортом, перевязанною цветными лентами.

— Чего это ты? — смеётся она.

— Бери, — неожиданно краснею. Мне как-то, неловко в её обществе, от неё хорошо пахнет, одета с изыском, взгляд независимый, сразу видно — леди. А я кто? Молодой солдат, в мешковатой форме, с перетянутым ремнём на поясе, и… взгляд голодный.

— В самоволке? — отстраняет от меня коробку с тортом.

— Да, — искренне сознаюсь я.

— А зачем?

— Конфет хотел купить.

— Да? — она весело смеётся, показывая безупречные зубы. — А я подумала, на свиданку сбежал.

От её слов я хочу провалиться сквозь землю, так мне стал обидно и грустно. Действительно, использовать шанс свободы для того, чтоб набить себе брюхо.

— Бери торт, а мне пора в часть, — чтоб скрыть смущение, достаточно грубо говорю я.

— Да не нужен он мне, сам съешь, — гордо вздёргивает нос Стела.

— В казарме, что ли? Может мне ещё там на стол скатерть постелить?

— Ах, вот оно в чём? — не совсем поняла меня девушка. — А знаешь, пошли ко мне! — тряхнула своими светлыми волосами.

— Никуда я не пойду! — набычился я (сам себя не узнаю).