Ольга Голотвина - Сокровище троллей

Через порог перешагнул пятилетний мальчуган. Лекарь не успел крикнуть, предупредить его…

Малыш подбежал к «бревнышку» поменьше, плюхнулся рядом с ним на солому, обхватил чешуйчатую тварь руками и звонко попросил:

— Дяденька Сизый, отпусти Первого Ученика со мной поиграть!

Самое большое из чудовищ вскинуло увенчанную высоким гребнем голову. И в голосе его, неразборчиво шипящем, прозвучала настоящая, вполне человеческая тревога:

— Нельсся! Ххолодно! Просстудитсся!

— Да мы не на дворе! Мы на чердак заберемся, там тепло. У меня там птица живет, на веревке привязана.

Чудовище, на котором продолжал сидеть потрясенный лекарь, заинтересованно встряло в разговор:

— Ссъешь птиссу?

— Нет, она не для еды живет, а для потехи, смешная такая… Ой, я же забыл совсем! К вам гости приехали!

— Госсти? — переспросил тот, кого мальчик назвал Сизым. Остальные двое возбужденно зашипели.

— Ну да, наемники из крепости, аж сам дарнигар! Они прослышали, что у нас ящеры живут, и захотели познакомиться.

После короткого, но бурного шипения (чудища явно совещались) последовал ответ:

— Сснакомитьсся — хорошшо!

Мальчуган перенес внимание на Барикая:

— Господин, там мама на стол собрала! Поспешил бы, а то голодным останешься!

Лекарь (который только что ожидал, что сам будет угощением на чужом пиру) подобрал свой короб с книгой и поднялся на непослушных ногах. Но к двери не двинулся, хотя ужасно хотелось оказаться отсюда как можно дальше.

Конечно, он уже понял, что жуткие твари проживают здесь с ведома Кринаша и что их детеныш дружит с хозяйским мальчуганом. Но все же не мог уйти и оставить мальчугана одного с клыкастыми чудовищами. Мало ли что!..

Только позже, вернувшись в яркое великолепие морозного двора и окончательно поверив, что остался жив, лекарь задал себе вопрос: а как бы он смог защитить ребенка? У него из оружия — только книга. И даже с оружием он ящерам не противник… А там, в сарае, даже мысли такой не мелькнуло — ну странно даже!

Успокоившись, лекарь с интересом и симпатией принялся разглядывать черного чешуйчатого детеныша ящера, которого все-таки отпустили погулять. Оба малыша ни на какой чердак не спешили, а устроили игру в догонялки, причем носились друг за другом с одинаковым успехом. Наконец юный ящер загнал приятеля на высокую поленницу.

Парнишка-работник, рубивший хворост, бросил топор и всплеснул руками:

— Дрова рассыплете, разбойники!

Он осторожно снял хозяйского сынишку с поленницы, но взглянул на ящерка, в предвкушении разинувшего пасть, — и посадил мальчика к себе на плечи.

— Нечессно! — возмутился ящер и, поднявшись на задние лапы, попытался тяпнуть малыша за валенок. Но работник с хохотом завертелся, не давая черному ящерку добраться до добычи.

Работник смеялся, мальчик восторженно визжал, а ящер, судя по всему, забыл обиду и тоже развлекался вовсю.

Барикай подумал, что ящеры тут, похоже, никому не страшны — хотя, конечно, хозяин мог бы его и предупредить!

Но бродячий лекарь был человеком незлопамятным и не пошел к Кринашу скандалить. Куда интереснее было наблюдать за суматохой, которую устроила эта странная компания.

За веселой возней никто не заметил чужого человека. Лишь когда огромный черный пес загремел цепью у будки и залаял, работник спохватился — снял малыша с плеч, поставил на землю и обернулся к вошедшему во двор крестьянскому парню лет двадцати, в добротном полушубке, крепких сапогах и волчьей шапке набекрень.

Лекарь хмыкнул: небось первый парень на деревне. И явно не беден, и собой хорош — на грубоватый, простонародный лад. Русые курчавые волосы. Хозяйский, гордый разворот широких плеч. Уверенный, даже нагловатый взгляд серых глаз. Должно быть, не одна здешняя красотка потеряла покой и сон.

Про ящеров парень наверняка слышал: на черного детеныша глянул без страха, но с неприязнью.

— У вас что, эту мразь не на привязи держат? — удивился он в полный голос.

Черный ящерок, как тут же выяснилось, глухотой не страдал и в чужом языке изрядно преуспел. Он взвился на задние лапы и сердито прошипел:

— Ссам мрассь!

Мальчуган, мгновенно посуровевший, уже лепил снежок. Он не собирался бросать друга на произвол военной удачи.

— Эй-эй, малыши, — вмешался работник, — а ну бегите в тепло, не то простудитесь!

Мальчишка показал язык обидчику своего приятеля и гордо прошествовал мимо него к крыльцу. Черный ящерок заскользил следом, на ходу тоже высунув в сторону грубияна длинный, узкий, по-змеиному раздвоенный язык.

— Мало тебя отец порет! — бросил парень вслед мальчишке.

Тот задержался на крыльце — и в плечо чужаку ударил не зря слепленный тугой снежок.

Парень дернулся было вслед, но вовремя сообразил, что будет выглядеть смешно в погоне за пятилетним карапузом.

— Ну зачем же так? — мирно сказал работник. — Дети все-таки…

Парень смерил его презрительным взглядом.

— Кринаш купил раба? А я и не знал.

— Если это про меня, — все так же беззлобно откликнулся работник, — то я тут постоялец.

Вид у парня стал заметно почтительнее. На постоялом дворе гость — король.

— Хиторш Падающий Камень, — назвался он на всякий случай. — Из Семейства Аджунер. Топоровские мы. А ежели господин — постоялец, так чего с хворостом возится?

— Дождик, — представился в ответ собеседник. — Работаю за постой: с деньгами туго.

— А, Отребье… — сплюнул Хиторш, разом забыв учтивое слово «господин». Новый знакомый оказался ничтожеством, чуть выше раба.

— Привет, Хиторш! — поздоровался с парнем вышедший из конюшни хозяин. — Каким ветром ко мне?

— Наши старики потолковали и послали меня сюда поработать, раз гостей много, — с поклоном ответил парень.

— А, ну-ну. Тогда бери ведро и натаскай воды вон в ту бочку.

Тут из-за угла дома вышла Айки — оживленная, веселая, в руках корзинка: в погреб бегала за припасами.

Увидела Хиторша. Глаза девчушки округлились, улыбка исчезла. Она проворно взбежала на крыльцо и юркнула в дом, как мышонок в спасительную норку.

Гости уже сидели за столом, когда появился обещанный Дагертой бродячий певец. Еще в сенях он был тихо обруган хозяйкой за то, что шляется по лесу, троллей тешит, вместо того чтоб петь гостям. Для чего его тут зимовать оставили? За что кормят-поят? А ну живо за лютню… нет, поесть-то можно, а потом сразу петь, да чтоб не вытье тоскливое, а что повеселее!

Усаживаясь за длинный стол (за которым сидели и господа, и слуги — только на разных концах), певец сообщил:

— А я троллей видел. Четверо, ниже по течению, у Лисьей скалы.

Никого он этими словами не удивил. Тролли считались такой же принадлежностью здешней зимы, как и сугробы.