Ольга Голотвина - Сокровище троллей

В бега Барикай ударился сразу, не раздумывая. Но уже в пути поразмыслил: с какой стати Явишер раскошелился, чтоб дешевый камешек вернуть? Может, это не детский оберег, а сильный талисман? Скажем, удачу приманивает… или деньги…

Воришка рискнул надеть добычу на шею. И — никакой удачи! Наоборот, в первой же придорожной таверне случайно влез в чужую драку, намяли ему бока ни за что.

Денег талисман тоже не приносил, а воровать Барикай не осмеливался: ведь клялся последним костром! К счастью, уходил он осенью, по деревням можно было найти работу за еду.

Никогда не забудет парень, как пришел на небольшое крестьянское подворье на окраине села. Домик на берегу прозрачной речушки, небольшой сад…

Место, где нашла бродягу его судьба.

Тянуло дымом: хозяева жгли в саду сухую листву. Их сынишка крутился у костра, тыкал в огонь прутики. А мать с отцом в стороне обмазывали стволы яблонь глиной с известью, чтобы зайцы зимой не грызли. К ним-то Барикай и направился: спросить, не надо ли помочь по хозяйству за кусок хлеба да за ночлег в сарае.

Но не успел заговорить: рядом пронзительно завопил мальчишка. Озорник расшалился, споткнулся — и упал в костер!

Родители метнулись на крик, но Барикай оказался ближе. Он подхватил мальчика на руки и, на ходу срывая с него горящую рубашку, кинулся к реке.

Он не раздумывал, не принимал решений. Чья-то властная воля заставила его упасть на колени, намочить в холодной воде лохмотья обгоревшей рубахи, приложить к ожогам ребенка. Мальчик извивался в руках, кричал от боли и страха, а Барикай держал его бережно и крепко.

— Ничего, малыш, ничего, — бормотал бродяга, — все пройдет…

Подбежал белый, с перекошенным лицом отец мальчика. Но сказать ничего не успел: Барикай, обернувшись, проорал ему:

— Яйца есть?

— Какие яйца? — переспросил потрясенный хозяин.

— Не твои, болван! Куриные! — гаркнул Барикай тоном вояки-десятника. — А ну, варить вкрутую! Да побольше! Сына твоего лечить будем!

И так он убедительно рявкнул, что родители помчались в курятник. А Барикай и не собирался объяснять им то, что понял только сейчас: про яйца и лечение ему сказал незнакомый хриплый голос. Прямо в голове прозвучал.

Почему-то сам Барикай не испугался — ни в тот миг, ни потом, когда плачущий мальчишка лежал на лавке, на одеяле, а Барикай смазывал красные сухие пятна на коже медом. Руки двигались не по своей воле, осторожно и бережно, а Барикай вслух повторял то, что было слышно лишь ему:

— Ничего-ничего, могло быть и хуже… Пока лекарство приготовится, смажем медком, он боль снимет.

— Мой господин — лекарь? — с уважением спросил хозяин.

Барикай чуть не ляпнул: «Кто, я?!» Но тут же смекнул, что это удобный случай сбить со следа погоню.

— А я что, похож на кузнеца или придворного вельможу? — спросил он дерзко. — Лекарь я и есть!

И лишь потом, пережаривая на сковороде вареные желтки, чтобы получилась черная тягучая мазь, Барикай понял, что помогает ему краденый талисман…

Наутро он покинул дом благодарных хозяев. В котомке лежали свежие лепешки и большой кусок окорока. В кошельке, еще вчера пустом, позвякивала горстка медяков. А хозяйка еще и расцеловала его на глазах у мужа, благодушно на это взиравшего.

В тот же день Барикай разговорился с талисманом — и понял, как все-таки щедры к нему боги!

Зачем красть, если в любом селе найдутся бедолаги с прострелом в спине (приложить натертую черную редьку на тряпке), или с воспаленными глазами (промывать отваром чабреца или цветов василька), или с больным ухом (закапать теплый сок луковицы, испеченной с льняным маслом)!

А за это тебя и встретят, и приветят, и накормят, и спать уложат. Не вопят: «Ворюга!», не гонятся следом и не бьют, если встретят еще раз.

Новая жизнь нравилась парню все больше и больше. Так приятно было видеть уважение и благодарность в глазах тех, кому помогли снадобья!

Дух лекаря Астионарри, если было надо, брал неловкие руки Барикая в свои незримые пальцы. Когда на просеке лесорубу раздробило ногу упавшим стволом, Барикай, вовремя оказавшийся рядом, лихо и уверенно произвел ампутацию прокаленной над костром пилой. (Да-да, бывший вор знал уже и слово «ампутация», и много других умных слов!)

После операции Астионарри сказал ему: «Молодец, что не хлопнулся в обморок!»

А Барикай удивился: с какой стати? Что страшного или мерзкого в человеческом теле, даже больном, даже изувеченном?

Новая работа с каждым днем оказывалась все интереснее. Она захватила душу, как любовь. И если раньше, слыша от мертвого наставника слова: «Здесь врачебное искусство бессильно!» — он с сожалением отступался, то в последнее время стал приставать к Астионарри: «А почему бессильно? А что мешает? А кто пробовал это лечить?»

А когда впервые в каком-то городе увидел книги по лекарскому ремеслу… всё, вконец погиб!

С той памятной ночи прошло чуть более двух лет — и какие же славные это были годы! Жаль только, не мог Барикай остаться в каком-нибудь городке и лечить людей: городские власти потребовали бы рекомендации от наставника, у которого Барикай проходил испытания на звание лекаря. Да и погоня висела за плечами, не отставала. Проклятый Хашарнес раза четыре чуть не поймал свою добычу. Барикай уже знал врага в лицо — и ненавидел. Из-за ловчего пришлось перебраться за Лунные горы, в Силуран.

В одном лесном замке Барикай удачно принял сложные роды у супруги властителя, в результате обзавелся кобылой и тележкой, и жизнь стала совсем хороша!

Но лучше всего был недавний подарок судьбы: место лекаря в крепости. Без рекомендаций! Ну, Барикай расстарается, будет держаться за эту должность руками и зубами!

А Хашарнес, похоже, сбился со следа и ищет его в Грайане…

«Знаешь, когда я в тебя поверил? — перебил Астионарри размышления ученика. — Когда ты деньги, отложенные на ужин, отдал тому лекарю в Ваасмире, чтоб он позволил тебе присутствовать на вскрытии».

Барикай кивнул. Приятно было вспомнить тот удачный ваасмирский вечер, когда старик-лекарь не только позволил ему за жалкие медяки поглядеть на вскрытие, но даже рассказал, как действуют легкие в грудной клетке, раскрывшейся под ножом. Тогда Барикай выучил замечательное слово «плевра» и узнал о болезни под названием «воздух в груди» — от нее тот бедняга и скончался. Воздух в груди, но не в легких — ну интересно же! Легкое повреждено, воздух попадает в область плевры. И если выхода ему нет…

«Как лечат эту болезнь, господин мой?» — спросил он ваасмирского лекаря. И услышал высокомерный ответ: «Врачебное искусство бессильно!» С такой же интонацией произносил эту фразу и Астионарри.

Барикай тогда подумал: а почему не проколоть грудь, чтобы выпустить этот воздух, убивающий человека? Но у него хватило ума промолчать. Кто он такой, чтобы учить настоящего целителя, прошедшего испытания и имеющего право лечить людей?..