Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 17

— Что ж, будь по-вашему. Однако помните, существует Маргарита!

— О, не беспокойтесь о Маргарите, — заверил Аззи. — С ней не приключится ничего дурного. Хотя, признаюсь, она вам не пара, я это сразу заметил.

— С чего вы взяли?

— Уж поверьте! Демоны нутром чувствуют, когда любовные отношения обречены. Я догоню вас через некоторое время, и мы еще раз потолкуем. Итак, вы уверены, что мне нечем вас соблазнить?

— Нечем. Однако спасибо за предложения.

— Ничего не поделаешь. Пока! Я исчезаю.

— Погодите! — воскликнул Фауст. — Не могли бы вы дать мне ингредиенты, недостающие для переместительного заклинания? В противном случае мы с Еленой застрянем на этой горной вершине на неопределенное время.

— Хорошо, что напомнили, — сказал Аззи. Он вынул объемистый мешок, который у демонов всегда при себе, но благодаря ведьминому колдовству не оттопыривает их одежды, и из мешка извлек и передал Фаусту набор трав и снадобий, порошки очищенных металлов, труху ядовитых грибов и прочие чародейские принадлежности.

— Спасибо. С таким запасом я снова хозяин своей судьбы. Ваши предложения, Аззи, были щедры, но с этим самозванцем я сумею справиться собственными силами.

— Всего наилучшего, — крикнул ему Аззи.

— Всего наилучшего, — отозвался Фауст.

Оба — человек и черт — приняли одну и ту же характерную магическую позу: руки воздеты к небу, ладони вывернуты вперед, большие пальцы прижаты к ладоням.

Первым растворился в воздухе Аззи, за ним Фауст — в сопровождении Елены Прекрасной.

Маргарита никак не могла поверить в то, что произошло.

Она и прежде слышала, что маги-чернокнижники — народ хитрый и ненадежный, но такой хамский поступок согласно старинной немецкой пословице «не оставляет ни крошки от яблочного пирога», то есть дальше некуда! Из уютного и безопасного краковского трактира ее угораздило попасть в константинопольскую кутузку, причем Маргарита даже понятия не имела, за что ее бросили в темницу. Такого вроде бы надежного Фауста и след простыл, и теперь ее подстерегают Бог весть какие жуткие испытания! Она раненым зверем заметалась по камере, потом услышала топот снаружи — ближе, ближе! — и в панике забилась в самый дальний от двери угол. Шум шагов оборвался — кто-то открывал дверь соседней камеры.

Маргарита ждала и напряженно прислушивалась. Тишина. Затем опять шаги. Остановились у двери ее камеры. С противным ржавым скрипом повернулся ключ в замке. Дверь заскрипела на петлях, и полоса света из коридора стала расширяться. Маргарита сжалась от страха.

На пороге стоял высокий русоволосый щеголевато одетый молодой человек.

Замерев у дверного косяка, он уставился на узницу, стараясь разглядеть девушку в сумраке камеры — лишь свет настенных факелов в коридоре, проникавший внутрь из-за спины вошедшего, немного рассеивал тьму. Какое-то время у обоих был дурацкий вид. Девушка скрючилась в углу, как загнанный зверек, — прекрасные каштановые волосы привлекательно разметались, длинная юбка немного задралась, оголив изящные лодыжки, и все тело застыло в унизительной позе испуга, которая вместе с тем резко и соблазнительно очертила прелести девичьей фигуры. Молодой человек, едва ли не мальчик, явно не ожидавший увидеть в таком месте женщину, да еще столь привлекательную, молча таращился на нее. Маргарита заметила капельки пота над его вздернутой верхней губой.

Наконец Мак — а это был именно он — произнес:

— Вы кто?

— Меня зовут Маргарита, — сказала девушка. — А вы кто?

— Доктор Иоганнес Фауст, ваш покорный слуга. Маргарита дважды сморгнула и чуть не брякнула,

что этого быть не может, так как настоящий Фауст совсем недавно был здесь, хотя и смылся, подлец, на прогулку с демоном. Однако она вовремя опомнилась: не время изобличать ложь. Этот парень не похож ни на тюремщика, ни на палача; похоже, он пришел выручить ее, и глупо начинать знакомство с грубого разоблачения его вранья. Пусть называет себя хоть Фаустом, хоть Шмаустом, хоть Гнаустом, хоть дьяволом — только бы вызволил ее из этой гнусной западни.

— Как вы здесь очутились? — спросил Мак.

— Долгая история, — ответила Маргарита. — Я прибыла сюда с одним человеком, а он — как бы выразиться? — улепетнул и бросил меня на произвол судьбы. А вы как сюда попали?

Мак явился в тюрьму в поисках Энрико Дандоло — в надежде заполучить от того икону св. Василия, так как пришел к выводу, что нет лучше способа счастливо выпутаться из этой опасной истории, кроме как вернуть городу утраченную святыню. Но когда он добрался до первой камеры, оказалось, что Дандоло уже забрал слепого опального монарха и исчез. Мак собирался уходить, как вдруг что-то толкнуло его заглянуть во вторую камеру. Поступок странный, потому что праздное любопытство было чуждо его характеру. Хотя обстоятельства таковы, что он мог только гадать, где можно найти, а где потерять, и стоило в буквальном смысле соваться во все двери… Но стоит ли все это рассказывать Маргарите?

— Тоже долгая история, — сказал Мак. — Хотите выбраться отсюда?

— Какая свинья не рвется вон из клети? — ответила Маргарита пословицей, бытовавшей в той части Германии, что была ее родиной и где она мирно пасла гусей, покуда война не погнала несчастную девушку в Польшу.

— Тогда идем. Держись меня, со мной не пропадешь. Я тут кое-кого разыскиваю.

Они вышли из тюрьмы. В лагере царила невероятная суматоха. Трубили трубы, тысячи людей с факелами, гремя оружием, метались в темноте как оглашенные. Но в хаотическом движении проглядывало движение в одну сторону — к крепостным стенам. Похоже, была в разгаре подготовка к штурму.

Мак и Маргарита присоединились к толпе, что двигалась в сторону города. Становилось все очевиднее, что штурм уже начался, а теперь все силы подтягиваются на поле битвы. Навстречу несли раненых — из многих окровавленных тел торчали византийские стрелы, которые отличались от прочих красно-зеленым шестиугольным орнаментом на стержне и особым оперением из утиных, а не гусиных перьев.

Все новые воины пробегали мимо, чтобы присоединиться к штурмующим. В темноте было различимо движение у крепостных валов и на стенах, где разгоралась главная битва. Но тут ниже приставленных к стенам штурмовых лестниц внезапно распахнулись огромные городские ворота, закрывавшие доступ в Константинополь. Это была работа городских предателей.

Пешие воины стали ссыпаться с лестниц и валов и помчались в сторону открытых ворот, куда уже устремилась конница. Горстка греческих солдат и скандинавских наемников тщетно пыталась остановить вливавшийся в город могучий вражеский поток. Крестоносцы, озверевшие в предвкушении удачи, рубили направо и налево, крушили защитников булавами, с жутким треском ломая кости и проламывая черепа, и воздух содрогался от крика нападавших и предсмертных воплей их жертв.