Александр Розов - Дао Кенгуру

– Какой, в жопу, традиционализм!? – прорычал он, – О чем вы беспокоитесь?

– Не нервничай, – сказала Эрлкег, – мы просто хотим заявить свой социальный запрос, обязывающий правительство защищать женщин от прессинга традиционной роли.

Корвин выразительно развел руками.

– Девчонки, зачем формулировать запрос про то, что уже записано в Хартии? Никакая традиция в Меганезии не может никого прессовать никакой ролью! За такую попытку прессинга по каким-то традициям тут – ВМГС, понятно?

– Эх, Корвин, – вздохнула она, – если бы ты знал, сколько красивых слов о культурном выборе и равенстве мужчин и женщин написано в канадских законах. А практически, женщина теряет все права, если решила жить иначе, чем предписано.

– Женщина, – добавила Ригдис, – не может распорядиться даже своим телом. Лесбийская любовь криминализована главными церквями, а право на аборт задавлено запретами...

– Блин!!! – перебил Корвин, – Мы говорим сейчас о Меганезии! У нас есть Хартия! И за попытку регулировать что-либо в сексе в Меганезии расстреливают! ВМГС! Пуф-пуф!

Он сделал паузу, и уже более спокойным тоном добавил:

– Кстати, аборт, это некомфортно и вредно для здоровья. В некоторых случаях этого не избежать, например, если женщина хотела ребенка, а потом обстоятельства радикально изменились. Но, в сто раз чаще аборты в мире делаются, чтобы прервать беременность, которая была заведомо нежелательна. И для таких типовых случаев разработан штамм «Моргенштерн». Не вдаваясь в детали: это искусственный псевдо-вирус, избирательно разрушающий созревшие яйцеклетки, неоплодотворенные или оплодотворенные. Для других клеток «Моргенштерн» безвреден, и разрушается в организме за сто часов.

– Откуда такие познания? – полюбопытствовала Ригдис.

– Просто, я был командиром авиа-роты, и инструктировал бойцов про аптечку. Почти половина бойцов – девчонки, так что «Моргенштерн» входил в обычный «вечерний коктейль», наряду с вирусами-фагами для профилактики типичных инфекций.

– М-м… – Ригдис пригладила свои волосы, белые, как шерсть кошки-альбиноса, – а как обстоят дела с надежностью этой штуки?

– Дела обстоят так, – сказал он, – за полгода тестов на крысах, и за три месяца тестов на прекрасной половине Народного флота, не выявлено ни одной осечки. А надо сказать: активность сексуальной жизни у девчонок в боевых подразделениях была, выражаясь поэтически: безудержная. На войне каждый час может стать последним. Поэтому, вот.

Возникла пауза, в течение которой Корвин успел подумать: «Вообще-то я виноват, что кйоккемоддингеры, хотя уже месяц и неделю, как переселились в Меганезию, а еще не освоили элементарных бытовых меганезийских вещей. Все потому, что я их таскаю по рабочим спецзаданиям. Сейчас вообще в Японии. Блин, пора уже завязывать с кочевой фронтовой жизнью, и оседать на Косраэ. Все же, какая-никакая родина, блин. Хотя, с логической точки зрения, для кйоккенмоддингеров всякая контрацепция неактуальна, поскольку у них, секс-ориентация, как бы, лесби… Вроде бы…».

Тут пауза оборвалась. Лирлав выдала комментарий:

– Теперь я понимаю, почему девчонки так безбашенно отрываются в Y-клубах.

– В частности, поэтому, – согласился штаб-капитан.

– Кэп, а в обычных аптеках этот «Моргенштерн» продается?

– Конечно. В Меганезии он есть везде, и не дороже аспирина. Но в большей части мира препараты такого класса запрещены по Конвенции ООН о репродуктивной биоэтике.

Ригдис покивала головой.

– Классно! Надо бы переправить эту штуку подружкам в Канаду. Ты поможешь, кэп?

– Aita pe-a. Я помогу.

– Минутку, кэп, – встряла Эрлкег, – а я верно поняла, что «Моргенштерн» действует до первого деления оплодотворенной яйцеклетки, значит, только сутки после секса?

– Да. Но, плюс «Моргенштерна» в том, что он, в отличие от гормональных препаратов, абсолютно безвреден. Лучше принять его лишний раз, чем прозевать, и потом глотать таблетки с побочными эффектами. Я говорил это бойцам на каждых политзанятиях.

– Ух! Я не знала, что в Народном флоте есть политзанятия. Это как вообще?

– Это как у нас с вами сейчас, – Корвин улыбнулся, – командир подразделения обязан не меньше двух часов в неделю резервировать для ответов на вопросы бойцов о политике.

– Ага! – сказала Лирлав, – Я как раз хочу задать вопрос про политику!

– Валяй, задавай.

– Вопрос такой, кэп. В странах Первого мира в 1960-х, в разгар Первой Холодной войны, буржуазные власти боялись Красного блока, и не давили на граждан своих стран, чтобы не проиграть на идеологическом фронте. И была сексуальная революция. Потом, победив в этой войне, буржуазные правители закрутили гайки обратно. Так бывает.

– Да, так бывает, а к чему ты это, Лирлав?

– К тому, кэп, что я не вижу гарантий против такого завинчивания гаек в Меганезии.

– Так! – произнес Корвин, – Я врубился! Вы прилетели только в конце февраля, поэтому пропустили ряд событий, в частности, зачистку социальной базы евро-морали. По CNN говорили: от репрессий погибла четверть населения. Реально меньше, но хватило.

– Ты говоришь так, будто участвовал в репрессиях, – вмешалась Эрлкег.

– На Увеа-и-Футуна я действительно участвовал в репрессиях. Иначе не получалось.

– Что? Ты расстреливал?

– Да. Я расстреливал. Белым фосфором с автожира, по площадкам сосредоточения потенциально-контрреволюционных элементов. Такие дела.

Возникла пауза, в течение которой Корвин успел закурить сигару-самокрутку. Потом Ригдис тряхнула головой.

– Ладно. Я поняла. Поговорим еще, кэп Корвин?

– Поговорим, – согласился он.

– Ага! – она снова тряхнула головой, – Слушай, мы собирались строить свой бизнес без мужчин. Мужчины – компаньоны, это нежелательно. Объяснить, почему?

– Не надо. Я примерно представляю себе принципы движения кйоккенмодингеров.

– Ты считаешь наши принципы дурацкими?

– Я считаю их вашими. Это вопрос личных вкусов, вот и все.

– Нет, не все! – Эрлкег порывисто вскочила на ноги, – Есть факт: когда у женщин такие принципы, мужчин это задевает! А ты делаешь вид, что тебе это по фиг! А ведь ты не супермен с железными нервами!

– E-o, – он улыбнулся и выпустил изо рта кривоватое колечко дыма, – я простой парень, менеджер-директор одной из бизнес-сетей, обычных для нашей страны. Моя работа – это отношения между людьми в процессе проектирования и производства техники. Очень разные люди делают общее дело, и получается результат, выгодный всем. Такая схема.

– На войне тоже было так? – спросила она.

– Да. На войне тем более. Война, это тоже бизнес, это сложная опасная работа, которая, кстати, мне не нравится. Просто, пришлось этим заниматься.

Эрлкег и Лирлав посмотрели на Ригдис. Она скрестила пальцы и спросила: