Юрий Туровников - Король и Шут

Прохор в разговор не вступал, а решил остаться слушателем. Тем более, что и сказать-то ему было нечего. Он не собирался раскрывать свои карты, так как пользы от таких помощников никакой. И если бы любимец короля озвучил свой план, то его, шута, сочли бы безумцем и, скорее всего, связали бы по рукам и ногам, чтобы не рисковал своей головой. Ибо, если с дворцовым дураком что-нибудь случится, то всех, кто не уберег весельчака, познакомят с палачом. Прохор все продумал до мелочей, и любое постороннее вмешательство может поставить выполнение задачи под угрозу.

— Мастер прав, — шут опустошил кружку и с силой опустил ее на стол. — Много будешь знать — своей смертью не помрешь. Оно тебе надо?

— Нет, — согласился писарь.

— Вот и ладушки, — Прохор вытер руки о полотенце. — Приказываю всем отдыхать. Ночь будет долгой.

Треклятые тучи закрыли собой небо над Кромстеном, казалось, навсегда. Дождь хлестал по мостовой и стенам здания сильнее, чем хозяин свою ленивую кобылу, которая ни в какую не хочет тащить за собой плуг. Лужи пузырились вовсю. Несчастные бродячие псы забились в подворотни и носа не высовывали, какой уж тут брехать на трех прохожих, которые брели, закутавшись в длиннополые плащи и накинув капюшоны так, что лиц не было видно.

— Вот зарядил-то! — пробурчал один.

— Дождь не может идти вечно, — ответил второй, тряся ногой, так как наступил в яму, которая осталась после того, как повозки разбили несколько булыжников, и теперь там скапливалась вода.

— Это нам на руку, — сказал третий. — Если это, действительно, дух моря, то дождь скроет нас от его всевидящего ока, да и зевак разгонит.

— Да какие зеваки посреди ночи?! — буркнул первый. — Откуда они возьмутся-то?

— А откуда они всегда берутся? — продолжил третий. — То нет никого, то, глядь, и целая толпа любопытствующих, от мала до велика. Необъяснимое явление. Думаю, даже всезнающий Даниэль не сможет ответить на этот вопрос, да?

— Угу, — буркнул мастер. — Помню, я первый раз орудие испытывал, и ночь ненастную подгадал, с грозой. Ну, думаю, опробую, а если все получится, то королю покажу. И что? Только запалить фитиль хотел, тут же набежали, чтоб их. Словно у меня медом намазано. И чего им не спится?! Испугает их гроза, как же, держи карман шире. Еще и детей притащат.

Очередной раскат грома сотряс город. Молния с треском разрезала ночное небо, расползлась многожильной паутиной, осветив все улочки, и исчезла где-то в полях. С очередным сполохом за спинами гостей города оскалился острыми бивнями башен дворец наместника. Ветер завыл словно стая голодных волков на разные голоса.

Фрэд, поежившись, вновь стал ныть.

— А я вам обязательно нужен? У меня ноги промокли, я заболеть могу и умереть. Кто тогда про ваши подвиги писать будет? Может, я пойду?

— Хватит гундеть уже, — прикрикнул на него мастер. — Всю дорогу конючишь, как дите сопливое. Прав наш шут, надо было музыкантов сюда брать, с ними веселее, чем с тобой, да и истории у них знатные выходят, не в пример твоим, хочешь обижайся, хочешь нет. Они про наш поход песню сложат и поедут с ней по свету, прославлять нас будут!

Писарь хмыкнул и вновь ступил в лужу.

— Смотри, как бы им не пришлось эпитафию тебе сочинять. Тоже мне, герой какой выискался. Слушай историю про одного мужика… Так вот, не знаю, что там у него стряслось, не придумал еще, но однажды пришел он к морю, утопиться хотел. Смотрит в воду, а отражения нет. Упал он на колени и глядит с причала. Рядом тихо лодка покачивается на волнах, а по глади круги расходятся. Все в воде отражается: и луна, и звезды, и облака, а его нет. Тут из глубины высунулась рука, схватила беднягу за рубаху и потянула вниз. И голос из ниоткуда: мол, раз ты жить не хочешь, то я займу твое место. Долго боролся мужик с неведомым врагом, едва не утонул, но кое-как выбрался назад на причал. С тех самых пор стал бояться воды и зеркал. Вдруг, опять нечистый дух с ним местами поменяться захочет. А топиться бедолага передумал.

Мастер вздохнул.

— И к чему ты все это рассказал?

— Жить хочу!

— Еще раз говорю, не важный из тебя сочинитель. Ты свои истории музыкантам расскажи. Они их до ума доведут, а ты лучше летописями занимайся. Сказки — это не твое.

— Твое, можно подумать! — обиделся Фрэд. — Всякую ерунду собираешь, которой никто никогда пользоваться не будет.

— Чтобы ты понимал! — взъелся изобретатель.

— Вы заткнетесь когда-нибудь?! — не выдержал Прохор. — Идите молча. Орете на весь Кромстен!

Тем временем гроза расходилась. Ветер усилил свои порывы и все настойчивее толкал в спину и заворачивал полы плащей вокруг ног. Дождь лил уже сплошной стеной, видимость ухудшалась с каждой минутой. Уже стало слышно, как море бросало свои могучие волны на берег, а те с шумом разбивались о каменную пристань. Жилой район города остался позади, теперь потянулись ряды торговых лавок и складских помещений, где когда-то рыбаки сваливали свой улов. Но теперь закрома пустовали, и все из-за проклятого тумана, что наступает на город в полночь.

Шут посмотрел на часы — до начала странного явления оставались считанные минуты. Городской массив остался за спиной путников, а перед ними раскинулась взволнованная непогодой стихия моря. Фрэд остановился на краю пустующего причала, что врезался в воду на добрых два десятка шагов, поежился от принизывающего до костей холода и посмотрел назад.

— Этот город мрачен до безобразия. Не хотел бы я тут жить.

— Сомневаюсь, что есть более унылое место, — согласился с ним изобретатель, приложивший ладонь ко лбу и высматривающий свои воздушный шар, что болтался в воздухе в половине версты от этого места, но не был виден из-за стены дождя. — А я еще и зонт забыл. Все вы — давай быстрее, давай быстрее! Это я вас ждал, между прочим, копуши. Тьфу!

— Ага, тебя унесло бы вместе с ним, подняло бы ветром — и поминай, как звали, — усмехнулся писарь, но тут же нахмурился вновь.

— Скоро прилив, — шут встал рядом с друзьями и откинул назад капюшон. Холодные струи потекли по волосам и лицу Прохора. Он полной грудью вдохнул солоноватый воздух и голосом, полным решимости, произнес. — Началось!

Даниэль и Фрэд посмотрели вдаль. Со стороны горизонта на них надвигалось огромное белесое облако. Оно неслось с невероятной скоростью, нагоняя ужас, заставляя волосы вставать дыбом, а кожу покрываться мурашками. Громовые раскаты и сполохи молний, вылетающие из свинцовых туч, делали картину еще ужаснее. Подобный пейзаж достоин кисти королевского художника, как сказал бы шут, будь ситуация иная, но в этот раз он промолчал.

— О… е… а..! — выдавил мастер, а писарь, стучавший зубами, толи от холода, толи от страха, мгновенно перестал.