Ками Гарсия - Прекрасное искупление

Люсиль почувствовав запах еды, брела на кухню. Она прыгнула на стол, как всегда, получая лучшие возможные точки обзора.

Когда она видела, что я здесь сижу, она издала ужасный вопль. Ее глаза поймали меня в неподвижном ярком свете, как будто я сделал что-то глубоко и лично оскорбительное.

Давай, Люсиль. Ты и я, мы отступаем.

Эмма посмотрела на Люсиль. "Что такое, старушка? Тебе есть, что сказать?"

Люсиль снова взвыла. Она выдавала меня с потрохами. Сначала я думал, что она хотела усложнить мне жизнь. Но потом понял, что она делала мне одолжение.

Эмма прислушалась. Более того - она хмурилась и оглядывала комнату.

- Кто здесь?"

Я посмотрел на Люсиль и улыбнулся, протягивая руку, что бы почесать её макушку. Она вздрогнула под моей рукой.

- Вам запрещено приходить в мой дом. Вам, духам, не нужно здесь ходить. Здесь нечем поживиться. Просто несколько разваливающихся старушек и разбитых сердец.” - Она медленно потянулась в сторону банок, стоящих на столешнице и схватила Одноглазый Ужас.

Вот и она. Ее смертельная, всемогущая деревянная ложка правосудия. Сегодня вечером отверстие в середине еще больше походило на всевидящее око. И я не сомневался, что оно видело, возможно, не хуже, чем сама Эмма. В этом состоянии, где бы я ни находился, я видел ясно, как днем, что вещь была странно сильна. Как и соль, она практически светилась, оставляя за собой полоску света там, где Эмма размахивала ею в воздухе. Похоже, что предметы магической силы могут принимать любые формы и размеры. И когда дело доходило до Одноглазого Ужаса, я был последним, кто усомнился бы в ее способностях.

Я неловко поежился на своем стуле. Люсиль, шипя, бросила на меня еще один взгляд. Теперь она становилась своевольной. Я хотел зашипеть на нее в ответ.

Глупая кошка. Это все ещё мой дом, Пышка Люсиль.

Амма посмотрела в мою сторону, словно глядела мне в глаза. Это было жутко, как она близка к знанию о том, где я нахожусь. Она подняла ложку высоко над нами обоими.

"Теперь послушайте меня. Я не люблю, когда вы потыкаете свой нос на мою кухню, без приглашения. Вы или убираетесь из моего дома, или называете себя, вы слышите? Я не позволю вам тревожить эту семью. Побыли здесь немного и хватит."

У меня было совсем немного времени. Из-за запаха от заколдованных мешочков Эммы я чувствовал себя больным, и, по правде говоря, у меня не было большого опыта в преследовании - если это даже и предполагалось. Я был полностью вне своей лиги.

Я уставился на Туннель Шоколадного торта. Я не хотел есть его, но я знал, что должен был сделать что-то с ним. Что-то, чтобы заставить Эмму понять — точно так же, как Лена и серебряной пуговицей.

Чем больше я думал о том пироге, тем отчетливее я понимал, что нужно делать.

Я сделал несколько шагов к Aмме и ее пирогу, махающей вокруг защитной ложке — и засунул свою руку в Шоколадный торт настолько, насколько мог. Это не было легко — было такое чувство, что я пытался захватить горстку цемента за несколько минут до того, как затвердеет тротуар.

Но я все равно это сделал.

Я захватил большой кусок шоколадного торта, позволяя ему завалиться на сторону и соскользнуть на плиту. С тем же успехом, я мог бы откусить от него … зияющая дыра в пироге больше всего напоминала именно укус.

Гигантский призрачный укус.

"Нет." Эмма смотрела, широко раскрыв глаза, держа ложку в одной руке, а фартук в другой. "Итан Уэйт, это ты?"

Я кивнул, хотя она не могла видеть меня. Она должно быть почувствовала что-то, хотя бы потому что, она опустила ложку и опустилась в кресло напротив меня, позволяя слезам течь, как ребёнок кричит в церкви. (?)

Между слезами, я слышал это.

Всего лишь шепот, но я слышал его так же ясно, как если бы она кричала мое имя.

"Мой мальчик."

Её руки тряслись, когда она вцепилась в край старого стола. Эмма, возможно, одна из величайших провидцев из прибрежных округов. но она все ещё Смертная.

Я стал чем-то другим.

Я положил свою руку поверх её, и я мог бы поклясться, она сунула пальцы между моими. Она немного покачивалась в кресле, как делала, когда пела гимн, когда ей нравился или она просто хотела закончить особенно тяжелый кроссворд.

"Я скучаю по тебе, Итан Уэйт. Больше, чем ты думаешь. Не могу решить свою головоломку. Не могу вспомнить, как приготовить жаркое." Она вытерла рукой глаза, оставив ее на лбу, как будто у нее болит голова.

Я тоже скучаю по тебе, Эмма.

"Не отходи слишком далеко от дома, не сейчас. Ты слышишь меня? Я должна кое-о-чем тебе рассказать в эти дни."

Я не буду.

Люсиль облизала лапу и забросила ее на уши. Она спрыгнула со стола и взвыла в последний раз. Она начала выходить из кухни, останавливаясь только, чтобы оглянуться назад на меня. Я мог услышать то, что она говорила,так же ясно, как будто разговаривала со мной.

Хорошо? Пойдем. уже. Ты тратишь мое время, мальчик.

Я повернулся и обнял Эмму, обхватив своими своими длинными руками ее крошечное тело, как делал это уже много раз.

Люсиль остановилась и подняла голову, ожидая. По-этому, я сделал то, что делал всегда, когда дело касалось этой кошки. Я встал из-за стола и последовал за ней.

Люсиль поцарапала дверь в комнату Аммы, и она открылась. Я проскользнул через щель в двери сразу после кошки.

Комната Аммы выглядела и лучше и хуже, чем она была в прошлый раз, когда я видел ее, в ту ночь, когда спрыгнул с водонапорной башни. Той ночью, баночки с солью, речными камнями, и грязью из кладбища — столь многие компоненты из очарования Аммы — отсутствовали на своих местах на полках, наряду с по крайней мере двумя дюжинами других бутылок. Ее "рецепты" из книги были разбросаны по всему полу, без единого очарование или куклы в поле зрения.

Комната была отражением состояния духа Аммы - потерянность и отчаяние, которые больно вспоминать.

Сегодня она выглядела абсолютно по другому, но насколько я мог сказать, комната была все еще полна того, что Амма чувствует внутри, вещи, которые она не хотела, чтобы кто-то видел. На двери и окна были наложены очарования, но это не старые очарования Аммы, которые были так же хорошими по мере их поступления, эти были еще лучше — камни сложно выложенные вокруг кровати, связки боярышника, привязанные вокруг окон, нити бусинок, украшенные крошечными серебряными святыми и символами, закрепленные петлей вокруг столбиков кровати.

Она упорно трудилась, чтобы сохранить что-то.

Банки по-прежнему стояли в куче, как я их и помнил, но полки не были больше голыми. Они были заставлены стеклянными коричневыми, зелеными и синими бутылками, покрытые трещинами. Я сразу же их узнал.

Это были бутылки с дерева в нашем саду.

Амма сняла их. Возможно она больше не боялась злых духов. Или, может быть, просто боялась поймать не того.