Ирина Якимова - Ex ungue leonem: по когтю льва

Витус сказал, этот плод, этот ребёнок — чудо. Невозможное стало возможным, когда Дар преобразился и явил миру свою полную силу. Я всё время находилась рядом с Избранной, в Его лучах — и это сделало возможным оплодотворение и дальнейшее развитие беременности. Лучи Дара приближают carere morte к жизни, вампир обретает многие характеристики новообращенного, в том числе, видимо, и способность зачинать и вынашивать детей. Недаром в эти месяцы мне всё время хотелось быть ближе к Дару, я до сих пор ношу кулончик с кровью Избранной!

Старшие, опытные вампиры способны замечать беременных. Я сама видела связь мать-ребёнок пару раз: она является нам, как дополнительная петля в круге кровообращения, а на большом сроке это к тому же источник дополнительной пульсации. И ведь в последние два месяца я чувствовала ещё одно сердцебиение, но все мои думы были заняты куклами, я не придавала этому значения! Арно молод, он не сумел разглядеть, а вот Дэви… Помните, он назвал меня graspi? «Беременная призраком». Он увидел это давно. И, мне сейчас кажется, он пощадил меня, потому что понял, что я больше не graspi, что я могу родить этого ребёнка… Интересно, почему он так нужен Дэви? Как страшно!

Мира замолчала. Солнце закатилось, и полоса заката начинала бледнеть. На неё уже напали синие вечерние облака и рвали на части жадными ртами. Первый день новой смертной жизни подошёл к концу. Мира боялась, что он будет одиноким и холодным, а он оказался тёплым и наполненным новой тревогой, той, что она прежде не знала по имени — тревогой матери.

— Если б я узнала раньше! — снова заговорила она, стиснув руки, как для горячей молитвы. — Едва я вспомню, что я творила в эти месяцы, мне делается дурно. Витус сказал, беременность развивается нормально, плод соответствует сроку, но я всё равно боюсь. В эти месяцы я много раз заглядывала в Бездну… Бедный мой малыш!

— Прости, что не сказала тебе сразу, девочка! — вымолвила Адора, слёзы встали в ее глазах. — Но я боялась. Ведь тогда ты была graspi, и надежда на исцеление для тебя была ничтожна. Как я могла бы сказать о призрачном плоде? Это ударило бы тебя больнее, чем смерть Карла!

— Я понимаю, — Мира грустно усмехнулась. — Я сейчас поняла: меня исцелило не солнце… Он, — она погладила живот. — Габриель говорила, в моей крови снова появились частицы, ответственные за исцеление. Но я уверена, это были не мои — его частицы! Это он тянулся к солнцу и, в конце концов, заставил меня выйти под его лучи. Малыш… исцелился сам и исцелил маму…

— Я надеялась на это! — прошептала Адора. Слёзы прочертили дорожки на её щеках. — Тебе не нужно бояться, Мира. Это будет мальчик, мальчик, я уверена. Смышлёный и очень похожий на своего отца. Всё будет хорошо. В самые страшные месяцы твой малыш не только удержался на грани жизни и вечности carere morte, но и сумел перешагнуть эту границу — к жизни. Шагнуть — и вывести тебя за собой…

Мира засмеялась:

— Карл невозможен! Всё-таки исцелил свою вампирку, — она хохотала, но тревога не уходила из её глаз. — Что вы плачете, Адора? Не нужно плакать!

В замке кто-то заиграл песню, которую несколько дней назад любил напевать Николас. В поверженной цитадели вампиров плясали смертные победители. Вот Феликс повёл Джезабел первой парой. А Винсент и Солен целуются в тени у восточной стены, думая, что их никто не видит…

— Я плачу от радости, девочка, — тихо сказала Адора. — Меньше полугода назад я видела, как рухнула Академия, я сама закрыла глаза молодому главе Ордена. То была смерть нашей надежды! И вот, сегодня я стою на руинах цитадели вампиров, и узнаю, что моя лучшая воспитанница носит его ребёнка. Наконец наступает время радости, Мира! Всё закономерно… — и размеренно, чётко, как непреложную истину, Адора произнесла:

— Пока существует жизнь, она будет побеждать пустоту.

Мира ничего не сказала, только пожала старушечью высохшую руку и улыбнулась — сквозь слёзы. Над предгорьем сгустились сумерки, в небе замерцали первые звёзды. Мир засыпал. Не отданный на растерзание жестокой ночи — отдыхающий в её мягких руках, он спал и дышал во сне — спокойно, ровно, глубоко.

Они шли по пустому городу рука об руку, подставив лица солнцу. Солнце — оно было сейчас единственным жителем Карды и подлинным хозяином цитадели вампиров. Оно сияло, отражаясь от оконных стёкол, оно высвечивало хитрые тени в закоулках улиц, оно указывало дорогу двум влюблённым.

Ульрик держал Лиру за руку, и эта рука, казалось, была выточена из камня: девушка боялась пошевелить ей, боялась, что спутник выпустит её, уйдёт, и она его уже никогда не найдёт. Иногда Ульрик случайно касался её плечом, и от этого простого прикосновения Лира млела, её кидало в жар, как не бывало от сотни поцелуев Владыки.

Как она была счастлива! Сейчас ей не хотелось вспоминать прошлое, задумываться о будущем. Не хотелось ужасаться своего прошлого и думать о ещё более ужасном будущем… Просто идти рядом, слушать звук его шагов, угадывать стук его сердца. И только б он не выпускал её руку. Только б не потеряться снова, как тогда, на Балу Карды! Ведь она так и не успела сказать…

Вспомнив, что она «не успела сказать», Лира обернулась к Ульрику. Молодой человек хмурился каким-то своим мыслям, на девушку он не смотрел.

Улицу Виндекса перед ними заполняло солнце. Мостовая стелилась вниз широким светлым покрывалом. Они уже отошли от дома Калькаров на расстояние, достаточное, чтобы запах гари перестал терзать ноздри. Лира надеялась, вместе с запахом пожарища исчезнет и воспоминание о нём… Но скоро, прямо посреди улицы, Ульрик остановился.

Лира предупредительно повернулась к нему. Она ловила каждое его движение, и сама пугалась своего бесстрашия: ведь перед ней был ужасный кардинский Палач! Но сейчас не хотелось вспоминать это слово. И он так мягко, осторожно держал её за руку.

— Надо вернуться, — сказал Ульрик. Хмурая складка пролегла между бровей. Он глядел туда, откуда они шли: на дом Калькаров.

— Вернуться? К охотникам? Зачем?!

— Они остались без Избранной. В шаге от захвата «Тени Стража». Долг охотника — помочь.

— О!

Этого Лира не ожидала. Вернуться? Помочь Мире в наступлении на «Тень Стража»? Мгновение она была согласна с возлюбленным. Её также захватила хорошая, сочная злость, привычная для охотников. Да-да, вернуться, помочь, отрубить Владыке голову и сровнять его крепость с землёй! Но тут же ей представился Дэви — мощная, всё ещё фантастически сильная фигура, и она затрясла Ульрика за плечи:

— Нет! Не надо! Владыка силён. Слишком силён! Вако всё равно будет вынуждена отступить.

— Из-за меня!

— Нет! Слушай! Я видела Избранную, говорила с ней! Она вовсе не сильна и едва удерживает Дар. Она и не была бы помощницей в битве, затея Вако обречена изначально!